Реалистическое и фантастическое в повести «Ночь перед Рождеством». Теория литературы. Юмор

Рис. 1. Н.В. Го­голь. Ри­су­нок ху­дож­ни­ка К. Ма­зе­ра. 1840 г.

В по­ве­сти Н.В. Го­голь (рис. 1) вдох­но­вен­но изоб­ра­зил чу­дес­ную укра­ин­скую при­ро­ду. Она пре­крас­на, та­ин­ствен­на, фан­та­стич­на. Не удив­ля­ешь­ся, когда на фоне рож­де­ствен­ско­го неба по­яв­ля­ет­ся черт или ведь­ма.

Чёрт был зол на глав­но­го героя куз­не­ца Ва­ку­лу, сына ведь­мы Со­ло­хи.

Куз­нец был бо­го­бо­яз­ли­вый че­ло­век и писал часто об­ра­за свя­тых: и те­перь еще можно найти в Т... церк­ви его еван­ге­ли­ста Луку. Но тор­же­ством его ис­кус­ства была одна кар­ти­на, на­ма­ле­ван­ная на стене цер­ков­ной в пра­вом при­тво­ре, в ко­то­рой изоб­ра­зил он свя­то­го Петра в день Страш­но­го суда, с клю­ча­ми в руках, из­го­няв­ше­го из ада злого духа; ис­пу­ган­ный черт ме­тал­ся во все сто­ро­ны, пред­чув­ствуя свою по­ги­бель, а за­клю­чен­ные пре­жде греш­ни­ки били и го­ня­ли его кну­та­ми, по­ле­на­ми и всем чем ни по­па­ло. В то время, когда жи­во­пи­сец тру­дил­ся над этою кар­ти­ною и писал ее на боль­шой де­ре­вян­ной доске, чёрт всеми си­ла­ми ста­рал­ся ме­шать ему: тол­кал неви­ди­мо под руку, поды­мал из гор­ни­ла в куз­ни­це золу и об­сы­пал ею кар­ти­ну; но, несмот­ря на все, ра­бо­та была кон­че­на, доска вне­се­на в цер­ковь и вде­ла­на в стену при­тво­ра, и с той поры чёрт по­клял­ся мстить куз­не­цу.

Одна толь­ко ночь оста­ва­лась ему ша­тать­ся на белом свете; но и в эту ночь он вы­ис­ки­вал чем-ни­будь вы­ме­стить на куз­не­це свою злобу. И для этого ре­шил­ся украсть месяц, в той на­деж­де, что ста­рый Чуб ленив и не легок на подъ­ем, к дьяку же от избы не так близ­ко: до­ро­га шла по-за селом, мимо мель­ниц, мимо клад­би­ща, оги­ба­ла овраг. Еще при ме­сяч­ной ночи ва­ре­ну­ха и водка, на­сто­ян­ная на ша­фран, могла бы за­ма­нить Чуба, но в такую тем­но­ту вряд ли бы уда­лось кому ста­щить его с печки и вы­звать из хаты. А куз­нец, ко­то­рый был из­дав­на не в ладах с ним, при нем ни за что не от­ва­жит­ся идти к дочке, несмот­ря на свою силу.

Со­ло­ху ста­ру­хи со­сед­ки счи­та­ют ведь­мой за ее хит­ро­сти и смет­ли­вость. Го­во­ри­ли, что у нее есть хвост и она может обо­ра­чи­вать­ся то в чер­ную кошку, то в пе­ту­ха, а то даже и в сви­нью, кроме того Со­ло­ха была при­вле­ка­тель­на, умела при­ча­ро­вать к себе ка­за­ков и, на­вер­ное, это боль­ше всего вы­зы­ва­ло за­висть, раз­дра­же­ние и рев­ность од­но­сель­ча­нок (рис. 2).

Рис. 2. Ольга Ионай­тис. Ил­лю­стра­ция к по­ве­сти Н.В. Го­го­ля «Ночи перед Рож­де­ством»

Со­ло­ха на­роч­но ссо­ри­ла сво­е­го сына Ва­ку­лу и Чуба, так как хо­те­ла выйти замуж за Чуба и при­брать к рукам его хо­зяй­ство. Если бы Ва­ку­ла же­нил­ся на Ок­сане, до­че­ри Чуба, то тогда пла­нам Со­ло­хи не суж­де­но было бы сбыть­ся: по цер­ков­ным за­ко­нам она уже не смог­ла бы выйти замуж за Чуба, так как он ста­но­вил­ся её род­ствен­ни­ком.

Го­голь за­став­ля­ет нас сме­ять­ся. Как он это де­ла­ет?

Он изоб­ра­жа­ет своих ге­ро­ев в смеш­ном виде, с юмо­ром.

Что же такое юмор?

ЮМОР – это изоб­ра­же­ние че­го-ли­бо в смеш­ном виде; в от­ли­чие от са­ти­ры, юмор не об­ли­ча­ет, а без­злоб­но и ве­се­ло вы­шу­чи­ва­ет. Спо­со­бов юмо­ри­сти­че­ско­го по­вест­во­ва­ния много, но ос­нов­ны­ми яв­ля­ют­ся сле­ду­ю­щие: неожи­дан­ность, несо­от­вет­ствие и ги­пер­бо­ла.

ГИ­ПЕР­БО­ЛА – пре­уве­ли­че­ние, до­ве­ден­ное до неправ­до­по­до­бия.

Об­ра­тим­ся к неко­то­рым эпи­зо­дам по­ве­сти. Черт делал все, чтобы Чуб остал­ся дома: украл месяц, а когда это не по­мог­ло, под­нял ме­тель. Смеш­ное в этом эпи­зо­де стро­ит­ся на недо­ра­зу­ме­нии и неожи­дан­но­сти раз­ви­тия со­бы­тий (рис. 3).

Рис. 3. Ольга Ионай­тис. Ил­лю­стра­ция к по­ве­сти Н.В. Го­го­ля «Ночи перед Рож­де­ством»

Чуб за­блу­дил­ся в ме­тель, не узнал свою хату, ис­пу­гал­ся куз­не­ца, при­шед­ше­го на сви­да­ние к Ок­сане, пе­ре­ме­нил голос и ока­зал­ся неузнан­ным; делал всё, чтобы тот не побил его, но попал под го­ря­чую руку куз­не­ца:

— Кто ты такой и зачем тас­ка­ешь­ся под две­ря­ми? – про­из­нес куз­нец су­ро­вее преж­не­го и по­дой­дя ближе.

«Нет, не скажу ему, кто я, – по­ду­мал Чуб, – чего доб­ро­го, еще при­ко­ло­тит, про­кля­тый вы­ро­док!» – и, пе­ре­ме­нив голос, от­ве­чал:

— Это я, че­ло­век доб­рый! при­шел вам на за­ба­ву по­ко­ля­до­вать немно­го под ок­на­ми.

— Уби­рай­ся к черту с сво­и­ми ко­ляд­ка­ми! – сер­ди­то за­кри­чал Ва­ку­ла. – Что ж ты сто­ишь? Слы­шишь, уби­рай­ся сей же час вон!

Чуб сам уже имел это бла­го­ра­зум­ное на­ме­ре­ние; но ему до­сад­но по­ка­за­лось, что при­нуж­ден слу­шать­ся при­ка­за­ний куз­не­ца. Ка­за­лось, ка­кой-то злой дух тол­кал его под руку и вы­нуж­дал ска­зать что-ни­будь на­пе­ре­кор.

— Что ж ты, в самом деле, так рас­кри­чал­ся? – про­из­нес он тем же го­ло­сом, – я хочу ко­ля­до­вать, да и полно!

— Эге! да ты от слов не уй­мешь­ся!.. – Вслед за сими сло­ва­ми Чуб по­чув­ство­вал пре­боль­ной удар в плечо.

— Да вот это ты, как я вижу, на­чи­на­ешь уже драть­ся! – про­из­нес он, немно­го от­сту­пая.

— Пошел, пошел! – кри­чал куз­нец, на­гра­див Чуба дру­гим толч­ком.

— Что ж ты! – про­из­нес Чуб таким го­ло­сом, в ко­то­ром изоб­ра­жа­лась и боль, и до­са­да, и ро­бость. – Ты, вижу, не в шутку де­решь­ся, и еще боль­но де­решь­ся!

— Пошел, пошел! – за­кри­чал куз­нец и за­хлоп­нул дверь.

— Смот­ри, как рас­храб­рил­ся! – го­во­рил Чуб, остав­шись один на улице. – По­про­буй по­дой­ди! вишь, какой! вот боль­шая цаца!

К Со­ло­хе на ого­нек один за дру­гим стали за­ха­жи­вать гости: чёрт, дьяк, Го­ло­ва, Чуб. Каж­дый думал, что един­ствен­ный поль­зу­ет­ся её рас­по­ло­же­ни­ем. Гости пря­та­лись в мешке из под угля, чтобы не по­пасть в глу­пое по­ло­же­ние… И как раз по­па­ли в него (рис. 4).

Рис. 4. Ольга Ионай­тис. Ил­лю­стра­ция к по­ве­сти Н.В. Го­го­ля «Ночи перед Рож­де­ством»

— Здрав­ствуй, Со­ло­ха! – ска­зал, входя в хату, Чуб. – Ты, может быть, не ожи­да­ла меня, а? прав­да, не ожи­да­ла? может быть, я по­ме­шал?.. – про­дол­жал Чуб, по­ка­зав на лице своем ве­се­лую и зна­чи­тель­ную мину, ко­то­рая за­ра­нее да­ва­ла знать, что непо­во­рот­ли­вая го­ло­ва его тру­ди­лась и го­то­ви­лась от­пу­стить ка­кую-ни­будь кол­кую и за­тей­ли­вую шутку. – Может быть, вы тут за­бав­ля­лись с кем-ни­будь?.. может быть, ты ко­го-ни­будь спря­та­ла уже, а? – И, вос­хи­щен­ный таким своим за­ме­ча­ни­ем, Чуб за­сме­ял­ся, внут­рен­но тор­же­ствуя, что он один толь­ко поль­зу­ет­ся бла­го­склон­но­стью Со­ло­хи. – Ну, Со­ло­ха, дай те­перь вы­пить водки. Я думаю, у меня горло за­мерз­ло от про­кля­то­го мо­ро­зу. По­слал же Бог такую ночь перед Рож­де­ством! Как схва­ти­лась, слы­шишь, Со­ло­ха, как схва­ти­лась... эк око­сте­не­ли руки: не рас­стег­ну ко­жу­ха! как схва­ти­лась вьюга...

— От­во­ри! – раз­дал­ся на улице голос, со­про­вож­да­е­мый толч­ком в дверь.

— Сту­чит кто-то, – ска­зал оста­но­вив­ший­ся Чуб.

— От­во­ри! – за­кри­ча­ли силь­нее преж­не­го.

— Это куз­нец! – про­из­нес, схва­тясь за ка­пе­лю­хи, Чуб. – Слы­шишь, Со­ло­ха, куда хо­чешь девай меня; я ни за что на свете не за­хо­чу по­ка­зать­ся этому вы­род­ку про­кля­то­му, чтоб ему на­бе­жа­ло, дья­воль­ско­му сыну, под обо­и­ми гла­за­ми по пу­зы­рю в копну ве­ли­чи­ною!

Со­ло­ха, ис­пу­гав­шись сама, ме­та­лась как уго­ре­лая и, по­за­быв­шись, дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в ко­то­ром сидел уже дьяк. Бед­ный дьяк не смел даже изъ­явить кашлем и крях­те­ни­ем боли, когда сел ему почти на го­ло­ву тя­же­лый мужик и по­ме­стил свои на­мерз­нув­шие на мо­ро­зе са­по­ги по обеим сто­ро­нам его вис­ков (рис. 5).

Рис. 5. Ольга Ионай­тис. Ил­лю­стра­ция к по­ве­сти Н.В. Го­го­ля «Ночи перед Рож­де­ством»

Здесь, в этом эпи­зо­де, ис­поль­зо­ва­ны юмо­ри­сти­че­ские при­е­мы несо­от­вет­ствия и неожи­дан­но­сти.

Еще один эпи­зод: Ва­ку­ла вы­но­сит из дома мешки, не по­до­зре­вая, что в них вовсе не уголь. Затем, оскорб­лен­ный Ок­са­ной, бро­са­ет. Ткач и Кум, по­до­брав­шие их, му­же­ствен­но от­ста­и­ва­ют мешки, не отдав их ку­мо­вой жене. Здесь ис­поль­зу­ет­ся прием несо­от­вет­ствия, слово «му­же­ствен­но» со­всем не со­от­вет­ству­ет об­ли­ку ге­ро­ев в сло­жив­шей­ся си­ту­а­ции и вы­зы­ва­ет улыб­ку.

Как ведет себя Чуб, вы­брав­шись из мешка?

Он де­ла­ет вид, что на­роч­но разыг­рал Кума, за­брав­шись в мешок, и толь­ко когда дьяка вы­та­щи­ли из мешка, изу­мил­ся и решил, что у Со­ло­хи в каж­дом мешке си­де­ло по два че­ло­ве­ка. Су­пру­га при­ня­лась снова за ко­чер­гу, но Чуб в это время вылез из мешка и встал по­сре­ди сеней, по­тя­ги­ва­ясь, как че­ло­век, толь­ко что про­бу­див­ший­ся от дол­го­го сна. Ку­мо­ва жена вскрик­ну­ла, уда­рив­шись о пол ру­ка­ми, и все неволь­но ра­зи­ну­ли рты:

— Что ж она, дура, го­во­рит: кабан! Это не кабан! – ска­зал кум, вы­пу­ча глаза. Вишь, ка­ко­го че­ло­ве­ка ки­ну­ло в мешок! – ска­зал ткач, пя­тясь от ис­пу­гу. – Хоть что хо­чешь го­во­ри, хоть трес­ни, а не обо­ш­лось без нечи­стой силы. Ведь он не про­ле­зет в окош­ко!

— Это кум! – вскрик­нул, вгля­дев­шись, кум.

— А ты думал кто? – ска­зал Чуб, усме­ха­ясь. – Что, слав­ную я вы­ки­нул над вами штуку? А вы небось хо­те­ли меня съесть вме­сто сви­ни­ны? По­стой­те же, я вас по­ра­дую: в мешке лежит еще что-то, – если не кабан, то, на­вер­но, по­ро­се­нок или иная жив­ность. Подо мною бес­пре­стан­но что-то ше­ве­ли­лось.

Ткач и кум ки­ну­лись к мешку, хо­зяй­ка дома уце­пи­лась с про­тив­ной сто­ро­ны, и драка воз­об­но­ви­лась бы снова, если бы дьяк, уви­дев­ши те­перь, что ему неку­да скрыть­ся, не вы­ка­раб­кал­ся из мешка.

— Ку­мо­ва жена, остол­бе­нев, вы­пу­сти­ла из рук ногу, за ко­то­рую на­ча­ла было тя­нуть дьяка из мешка. Вот и дру­гой еще! – вскрик­нул со стра­хом ткач, – черт знает как стало на свете... го­ло­ва идет кру­гом... не кол­бас и не па­ля­ниц, а людей ки­да­ют в мешки!

— Это дьяк! – про­из­нес изу­мив­ший­ся более всех Чуб. – Вот тебе на! ай да Со­ло­ха! по­са­дить в мешок... То-то, я гляжу, у нее пол­ная хата меш­ков... Те­перь я все знаю: у нее в каж­дом мешке си­де­ло по два че­ло­ве­ка. А я думал, что она толь­ко мне од­но­му... Вот тебе и Со­ло­ха!

Когда же из сле­ду­ю­ще­го мешка на гла­зах у изум­лен­ной пуб­ли­ки вылез Го­ло­ва, оба они рас­те­ря­лись, так как не ожи­да­ли уви­деть друг друга и оба ока­за­лись в глу­пом по­ло­же­нии, не со­от­вет­ству­ю­щем их ав­то­ри­те­ту. Они были очень ува­жа­е­мы­ми лю­дь­ми на селе, по­это­му и на­ча­ли го­во­рить о ка­ких-то глу­по­стях: о по­го­де и са­по­гах.

Тут икота, ко­то­рая не пе­ре­ста­ва­ла му­чить Го­ло­ву во все время си­де­ния его в мешке, так уси­ли­лась, что он начал икать и каш­лять во все горло:

— Ах, тут сидит кто-то! – за­кри­ча­ли все и в ис­пу­ге бро­си­лись вон из две­рей.

— Что за черт! куда вы ме­че­тесь как уго­ре­лые? – ска­зал, входя в дверь, Чуб.

— Ах, бать­ко! – про­из­нес­ла Ок­са­на, – в мешке сидит кто-то!

— В мешке? где вы взяли этот мешок?

— Куз­нец бро­сил его по­сре­ди до­ро­ги, – ска­за­ли все вдруг.

«Ну, так, не го­во­рил ли я?..» – по­ду­мал про себя Чуб.

— Чего ж вы ис­пу­га­лись? по­смот­рим. А ну-ка, чо­ло­ви­че, прошу не по­гне­вить­ся, что не на­зы­ва­ем по имени и оте­че­ству, вы­ле­зай из мешка! Го­ло­ва вылез.

— Ах! – вскрик­ну­ли де­вуш­ки.

— И го­ло­ва влез туда же, – го­во­рил про себя Чуб в недо­уме­нии, меряя его с го­ло­вы до ног, – вишь как!.. Э!.. – более он ни­че­го не мог ска­зать.

Го­ло­ва сам был не мень­ше сму­щен и не знал, что на­чать.

— Долж­но быть, на дворе хо­лод­но? – ска­зал он, об­ра­ща­ясь к Чубу.

— Мо­ро­зец есть, – от­ве­чал Чуб. – А поз­воль спро­сить тебя, чем ты сма­зы­ва­ешь свои са­по­ги, смаль­цем или дег­тем? Он хотел не то ска­зать, он хотел спро­сить: «Как ты, го­ло­ва, залез в этот мешок?» – но сам не по­ни­мал, как вы­го­во­рил со­вер­шен­но дру­гое.

— Дег­тем лучше! – ска­зал го­ло­ва. – Ну, про­щай, Чуб! – И, на­хло­бу­чив ка­пе­лю­хи, вышел из хаты.

— Для чего спро­сил я сдуру, чем он мажет са­по­ги! – про­из­нес Чуб, по­гля­ды­вая на двери, в ко­то­рые вышел го­ло­ва. – Ай да Со­ло­ха! эда­ко­го че­ло­ве­ка за­са­дить в мешок!.. Вишь, чер­то­ва баба! А я дурак... да где же тот про­кля­тый мешок? (рис. 6)

Рис. 6. Ольга Ионай­тис. Ил­лю­стра­ция к по­ве­сти Н.В. Го­го­ля «Ночи перед Рож­де­ством»

Эта смеш­ная си­ту­а­ция стро­ит­ся также на несо­от­вет­ствии и неожи­дан­но­сти.

Итак, мы на­ча­ли зна­ко­мить­ся с ге­ро­я­ми по­ве­сти «Ночь перед Рож­де­ством», узна­ли, что такое юмор, и по­зна­ко­ми­лись со спо­со­ба­ми юмо­ри­сти­че­ско­го по­вест­во­ва­ния.

Для лю­бо­зна­тель­ных

В ка­че­стве ри­сун­ков к уроку были ис­поль­зо­ва­ны ил­лю­стра­ций Ольги Ионай­тис.

Ольга Ро­му­аль­дов­на Ионай­тис – ху­дож­ник, ил­лю­стра­тор.

Окон­чи­ла Мы­ти­щин­скую ху­до­же­ствен­ную школу, затем Мос­ков­ский по­ли­гра­фи­че­ский ин­сти­тут. В 1987 году вышла ее пер­вая ав­тор­ская ра­бо­та «Книж­ка про котов», затем еще три – «Про­гул­ки по Москве: Кремль», «Про­гул­ки по Москве: Ки­тай-го­род» и «Рус­ские суе­ве­рия».

Офор­ми­ла более 90 книг для детей и взрос­лых; со­труд­ни­ча­ет с оте­че­ствен­ны­ми и за­ру­беж­ны­ми из­да­тель­ства­ми: «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра», «Малыш», «Терра», «АСТ», «Белый город», «Стре­ко­за», «Оникс», «Ро­см­эн» и дру­ги­ми, из­да­тель­ства­ми Южной Кореи и Фран­ции.

С 1996 года – член Мос­ков­ско­го союза ху­дож­ни­ков (сек­ция книж­ной гра­фи­ки), Союза ху­дож­ни­ков Рос­сии и Ас­со­ци­а­ции ху­дож­ни­ков го­ро­да Мы­ти­щи.

Участ­ни­ца рес­пуб­ли­кан­ских, го­род­ских и меж­ду­на­род­ных вы­ста­вок. В 2008 году была участ­ни­ком Second Croatian Biennial of illustration. В 2009 году в Тал­линне на TALLINN ILLUSTRATIONS TRIENNIAL по­лу­чи­ла ди­плом за ил­лю­стра­ции к ска­зам Ба­жо­ва. На­граж­де­на ме­да­лью «850 лет Моск­вы» за вклад в раз­ви­тие куль­ту­ры го­ро­да.

Ра­бо­ты Ольги Ионай­тис на­хо­дят­ся в му­зе­ях и част­ных кол­лек­ци­ях Рос­сии и дру­гих стран; она ак­тив­но за­ни­ма­ет­ся про­па­ган­дой ис­кус­ства книж­ной ил­лю­стра­ции в Рос­сии и за ру­бе­жом – ор­га­ни­зу­ет вы­став­ки ху­дож­ни­ков книги.

Вопросы к конспектам