Детство и юность М.Ю. Лермонтова. "Парус". Жажда борьбы и свободы - основной мотив стихотворения

Ми­ха­ил Юрье­вич Лер­мон­тов ро­дил­ся в ночь со 2 на 3 ок­тяб­ря (ста­ро­го стиля) 1814 года в Москве. Вско­ре его пе­ре­вез­ли в усадь­бу его ба­буш­ки Е. А. Ар­се­нье­вой – село Тар­ха­ны Чем­бар­ско­го уезда Пен­зен­ской гу­бер­нии (те­перь село Лер­мон­то­во, рис. 1).

Рис. 1. Тар­ха­ны: усадь­ба Е. А. Ар­се­нье­вой, где про­шли дет­ские годы Ми­ха­и­ла Юрье­ви­ча Лер­мон­то­ва (Го­су­дар­ствен­ный Лер­мон­тов­ский му­зей-за­по­вед­ник)

Отец Лер­мон­то­ва, Юрий Пет­ро­вич, ар­мей­ский ка­пи­тан в от­став­ке, был бед­ным туль­ским по­ме­щи­ком (рис. 2).

Рис. 2. Ю.П. Лер­мон­тов. Отец М. Ю. Лер­мон­то­ва. Неиз­вест­ный ху­дож­ник. 1810

Мать, Мария Ми­хай­лов­на, про­ис­хо­ди­ла из знат­но­го и бо­га­то­го дво­рян­ско­го рода (рис. 3).

Рис. 3. Порт­рет ма­те­ри М.Ю.Лер­мон­то­ва, Мария Ми­хай­лов­на Лер­мон­то­ва, неиз­вест­ный кре­пост­ной ху­дож­ник

Ба­буш­ка поэта не могла при­ми­рить­ся с таким нерав­ным бра­ком своей един­ствен­ной до­че­ри. Вско­ре после рож­де­ния сына Мария Ми­хай­лов­на за­бо­ле­ла ту­бер­ку­лё­зом и умер­ла, не дожив до 22 лет и оста­вив си­ро­той трёх­лет­не­го сына. После смер­ти жены Юрий Пет­ро­вич по­ки­нул Тар­ха­ны. Маль­чик остал­ся на вос­пи­та­нии у ба­буш­ки, и без­за­вет­ное слу­же­ние внуку ста­нет смыс­лом всего её су­ще­ство­ва­ния (рис. 4).

«Нет ни­че­го хуже, как при­страст­ная лю­бовь, но я себя из­ви­няю: он один свет очей моих, все моё бла­жен­ство в нём». Это будет на­пи­са­но Ели­за­ве­той Алек­се­ев­ной много лет спу­стя, в ян­ва­ре 1836 года.

Рис. 4. Ели­за­ве­та Алек­се­ев­на Ар­се­нье­ва (1773–1845), ба­буш­ка Лер­мон­то­ва по ма­те­ри. Порт­рет неиз­вест­но­го кре­пост­но­го ху­дож­ни­ка

Рис. 5. М.Ю. Лер­мон­тов ре­бен­ком. Порт­рет ра­бо­ты неиз­вест­но­го ху­дож­ни­ка

Как ни мал был в то время Лер­мон­тов, как ни скры­ва­ли от него мно­гое из рас­при между отцом и ба­буш­кой, всё же эта тя­жё­лая се­мей­ная драма за­ста­ви­ла его рано за­ду­мать­ся над от­но­ше­ни­я­ми между лю­дь­ми и по­чув­ство­вать себя оди­но­ким. Это раз­ви­ло в нём меч­та­тель­ность, за­дум­чи­вость. В поэме «Сашка» Лер­мон­тов так го­во­рит о своих дет­ских годах (рис. 5):

Он не имел ни брата, ни сест­ры,

И тай­ных мук его никто не ведал.

До вре­ме­ни от­вык­нув от игры,

Он жад­но­му со­мне­нью серд­це пре­дал

И, пре­зрев дет­ства милые дары,

Он начал ду­мать, стро­ить мир воз­душ­ный

И в нём те­рял­ся мыс­лию по­слуш­ной...

Ба­буш­ка не жа­ле­ла средств для вос­пи­та­ния внука. По дво­рян­ско­му обы­чаю, в ка­че­стве вос­пи­та­те­лей были при­гла­ше­ны ино­стран­цы. Нянь­кой Лер­мон­то­ва была ста­руш­ка-нем­ка, гу­вер­нё­ром – быв­ший сер­жант на­по­лео­нов­ской гвар­дии. Он много рас­ска­зы­вал о На­по­леоне, его по­хо­дах, по­жа­ре Моск­вы. По вос­по­ми­на­ни­ям тро­ю­род­но­го брата поэта А. П. Шан-Ги­рея, к две­на­дца­ти годам Лер­мон­тов сво­бод­но вла­дел немец­ким и фран­цуз­ским, «был счаст­ли­во ода­рён спо­соб­но­стя­ми к ис­кус­ствам; уже тогда ри­со­вал ак­ва­ре­лью до­воль­но по­ря­доч­но...» (рис. 6).

Рис. 6. М. Ю. Лер­мон­тов в дет­стве. Порт­рет ра­бо­ты неиз­вест­но­го ху­дож­ни­ка

До де­ся­ти­лет­не­го воз­рас­та Лер­мон­тов рос бо­лез­нен­ным маль­чи­ком. Чтобы укре­пить здо­ро­вье внука, ба­буш­ка три раза во­зи­ла его на Кав­каз, в ны­неш­ний Пя­ти­горск (тогда Го­ря­че­водск). По­езд­ка, пред­при­ня­тая летом 1825 года, когда маль­чи­ку было уже 10 лет, про­из­ве­ла на него огром­ное впе­чат­ле­ние. Ве­ли­че­ствен­ная при­ро­да, необыч­ное на­се­ле­ние, рас­ска­зы ра­не­ных и боль­ных офи­це­ров, ле­чив­ших­ся в Пя­ти­гор­ске, о войне с гор­ца­ми, о кав­каз­ских плен­ни­ках – всё это ока­зы­ва­ло силь­ное воз­дей­ствие на впе­чат­ли­тель­но­го маль­чи­ка, бу­ду­ще­го поэта Кав­ка­за.

Самое яркое вос­по­ми­на­ние об этой по­езд­ке – пер­вая лю­бовь. В глу­бо­кой тайне дер­жит де­ся­ти­лет­ний Лер­мон­тов свои стра­сти. Ни­ко­му и в го­ло­ву не при­хо­дит, что рез­вый маль­чик в кур­точ­ке, сши­той до­маш­ним порт­ным, му­ча­ет­ся над за­гад­кой серд­ца че­ло­ве­че­ско­го… Со­всем ещё юный Лер­мон­тов за­пи­шет в одной из своих тет­ра­дей:

«Кто мне по­ве­рит, что я знал уже лю­бовь, имея де­сять лет от роду?

Мы были боль­шим се­мей­ством на водах Кав­каз­ских: ба­буш­ка, те­туш­ки, ку­зи­ны. К моим ку­зи­нам при­хо­ди­ла одна дама с до­че­рью, де­воч­кой лет де­вя­ти. Я ее видел там. Я не помню, хо­ро­ша собою была она или нет. Но ее образ и те­перь еще хра­нит­ся в го­ло­ве моей; он мне лю­бе­зен, сам не знаю по­че­му. Один раз, я помню, я вбе­жал в ком­на­ту, она была тут и иг­ра­ла с ку­зи­ною в куклы: мое серд­це за­тре­пе­та­ло, ноги под­ко­си­лись. я тогда ни об чем еще не имел по­ня­тия, тем не менее это была страсть, силь­ная, хотя ре­бя­че­ская: это была ис­тин­ная лю­бовь: с тех пор я еще не любил так... с тех пор…я ни­ко­гда так не любил, как в тот раз. Горы Кав­каз­ские для меня свя­щен­ны…»

По­езд­ка на Кав­каз в 1825 году зна­чи­тель­но улуч­ши­ла здо­ро­вье Лер­мон­то­ва. По воз­вра­ще­нии в Тар­ха­ны на­ча­лись се­рьёз­ные за­ня­тия. Бу­ду­щий поэт изу­чал об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ные пред­ме­ты и ино­стран­ные языки, ри­со­вал, за­ни­мал­ся му­зы­кой, читал рус­скую и ино­стран­ную ли­те­ра­ту­ру.

Раз­но­об­раз­ные впе­чат­ле­ния от­кла­ды­ва­лись в его душе и да­ва­ли пищу для раз­мыш­ле­ний: он слу­шал рас­ска­зы об Оте­че­ствен­ной войне 1812 года, на­блю­дал жизнь дво­ро­вых и кре­пост­ных кре­стьян как в име­нии ба­буш­ки, так и у со­се­дей-по­ме­щи­ков; кре­стьяне тай­ком рас­ска­зы­ва­ли ему о пу­га­чёв­ском дви­же­нии, ко­то­рое до­ка­ти­лось и до име­ния Ар­се­нье­вых. В Тар­ха­нах узнал Лер­мон­тов о вос­ста­нии де­каб­ри­стов и о рас­пра­ве с ними Ни­ко­лая I.

В 1827 году ба­буш­ка с вну­ком пе­ре­еха­ла из Тар­хан в Моск­ву, так как надо было по­ду­мать о школь­ном об­ра­зо­ва­нии маль­чи­ка. Его стали го­то­вить к по­ступ­ле­нию в уни­вер­си­тет­ский Бла­го­род­ный пан­си­он. В 1828 Лер­мон­тов за­чис­ля­ет­ся по­лу­пан­си­о­не­ром в 4-й класс Мос­ков­ско­го уни­вер­си­тет­ско­го бла­го­род­но­го пан­си­о­на, где по­лу­ча­ет гу­ма­ни­тар­ное об­ра­зо­ва­ние. В пан­си­оне Лер­мон­тов оста­вал­ся около двух лет.

Срок вос­пи­та­ния его под ру­ко­вод­ством ба­буш­ки при­хо­дил к концу; отец часто на­ве­щал сына в пан­си­оне, и от­но­ше­ния его к тёще обост­ри­лись до край­ней сте­пе­ни. Борь­ба раз­ви­ва­лась на гла­зах Ми­ха­и­ла Юрье­ви­ча. Ба­буш­ка, ссы­ла­ясь на свою оди­но­кую ста­рость, взы­вая к чув­ству бла­го­дар­но­сти внука, от­во­е­ва­ла его у зятя, при­гро­зив, как и рань­ше, от­пи­сать всё своё дви­жи­мое и недви­жи­мое иму­ще­ство в род Сто­лы­пи­ных, если внук по на­сто­я­нию отца уедет от неё. Юрию Пет­ро­ви­чу при­ш­лось от­сту­пить, хотя отец и сын были при­вя­за­ны друг к другу и отец, по-ви­ди­мо­му, как никто дру­гой по­ни­мал, на­сколь­ко ода­рён его сын. Во вся­ком слу­чае, имен­но об этом сви­де­тель­ству­ет его пред­смерт­ное пись­мо сыну: «...Хотя ты еще в юных летах, но я вижу, что ты ода­рен спо­соб­но­стя­ми ума, – не пре­не­бре­гай ими и всего более стра­шись упо­тре­бить оное на что-ли­бо вред­ное или бес­по­лез­ное: это та­лант, в ко­то­ром ты дол­жен бу­дешь дать отчет Богу».

Вес­ной 1830 года бла­го­род­ный пан­си­он был пре­об­ра­зо­ван в гим­на­зию, и Лер­мон­тов оста­вил его. Лето он про­вёл в Се­ред­ни­ко­ве, под­мос­ков­ном по­ме­стье брата ба­буш­ки, Сто­лы­пи­на.

С сен­тяб­ря 1830 года Лер­мон­тов чис­лит­ся сту­ден­том Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та сна­ча­ла на «нрав­ствен­но-по­ли­ти­че­ском от­де­ле­нии», потом на «сло­вес­ном».

Для по­э­ти­че­ской де­я­тель­но­сти Лер­мон­то­ва уни­вер­си­тет­ские годы ока­за­лись в выс­шей сте­пе­ни пло­до­твор­ны. Та­лант его зрел быст­ро, ду­хов­ный мир опре­де­лял­ся резко.

Лер­мон­тов не про­был в уни­вер­си­те­те и двух лет. А после, под вли­я­ни­ем пе­тер­бург­ских род­ствен­ни­ков, по­сту­пил в Школу гвар­дей­ских под­пра­пор­щи­ков. Эта пе­ре­ме­на ка­рье­ры от­ве­ча­ла и же­ла­ньям ба­буш­ки. Лер­мон­тов оста­вал­ся в школе два «зло­по­луч­ных года», как он сам вы­ра­жа­ет­ся. Об ум­ствен­ном раз­ви­тии уче­ни­ков никто не думал; им «не поз­во­ля­лось чи­тать книг чи­сто-ли­те­ра­тур­но­го со­дер­жа­ния».

На­ка­нуне вступ­ле­ния в школу Лер­мон­тов на­пи­сал сти­хо­тво­ре­ние «Парус»; «мя­теж­ный» парус, «про­ся­щий бури» в ми­ну­ты невоз­му­ти­мо­го покоя – это всё та же с дет­ства неуго­мон­ная душа поэта (рис. 7).

ПАРУС

Рис. 7. Ав­то­граф сти­хо­тво­ре­ния М.Ю. Лер­мон­то­ва «Парус»

Бе­ле­ет парус оди­но­кой

В ту­мане моря го­лу­бом!..

Что ищет он в стране да­ле­кой?

Что кинул он в краю род­ном?..

Иг­ра­ют волны - ветер сви­щет,

И мачта гнет­ся и скры­пит...

Увы! он сча­стия не ищет

И не от сча­стия бежит!

Под ним струя свет­лей ла­зу­ри,

Над ним луч солн­ца зо­ло­той...

А он, мя­теж­ный, про­сит бури,

Как будто в бурях есть покой!

1832

ЛА­ЗУРЬ – устар., свет­ло-си­ний цвет, си­не­ва.

МЯ­ТЕЖ­НЫЙ – тре­вож­ный, неспо­кой­ный, бур­ный, мя­ту­щий­ся. Си­но­ним – бес­по­кой­ный.

Об­ра­зы бури, моря и па­ру­са ха­рак­тер­ны для ран­ней ли­ри­ки Лер­мон­то­ва, где сво­бо­да по­э­ти­че­ски свя­зы­ва­ет­ся с оди­но­че­ством и мя­теж­ны­ми сти­хи­я­ми. 

Раз­ви­тие по­э­ти­че­ской мысли в сти­хо­тво­ре­нии «Парус» свое­об­раз­но и от­ра­же­но в осо­бой ком­по­зи­ции про­из­ве­де­ния: чи­та­тель всё время видит мор­ской пей­заж с па­ру­сом и ав­то­ра, раз­мыш­ля­ю­ще­го о них.

КОМ­ПО­ЗИ­ЦИЯ – это по­стро­е­ние ху­до­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния, рас­по­ло­же­ние и вза­и­мо­связь всех его ча­стей, об­ра­зов, эпи­зо­дов.

В двух пер­вых строч­ках каж­до­го чет­ве­ро­сти­шия воз­ни­ка­ет кар­ти­на ме­ня­ю­ще­го­ся моря, а в двух по­след­них пе­ре­да­ёт­ся чув­ство, вы­зван­ное ею. Ком­по­зи­ция «Па­ру­са» чётко по­ка­зы­ва­ет про­ти­во­по­став­ле­ние па­ру­са и ли­ри­че­ско­го героя сти­хо­тво­ре­ния. 

Цен­траль­ный образ сти­хо­тво­ре­ния – это и ре­аль­ный парус, что «бе­ле­ет в ту­мане моря го­лу­бом», и од­но­вре­мен­но че­ло­век с опре­де­лён­ной судь­бой и ха­рак­те­ром. 

В сти­хо­тво­ре­нии две сю­жет­ные линии.

СЮЖЕТ – по­сле­до­ва­тель­ность и связь со­бы­тий в ху­до­же­ствен­ном про­из­ве­де­нии.

Пер­вый сюжет (на­зо­вём его внеш­ним) – дви­же­ние па­ру­са по про­сто­рам мор­ской сти­хии. Вто­рой свя­зан с по­ни­ма­ни­ем тайны па­ру­са. Кар­ти­на бес­край­не­го и оди­но­ко­го моря на­ве­ва­ет по­э­ти­че­ское раз­ду­мье. У ли­ри­че­ско­го героя воз­ни­ка­ют во­про­сы: 

Что ищет он в стране да­лё­кой, 

Что кинул он в краю род­ном? 

Ан­ти­те­за «ищет – кинул», «да­лё­кой – род­ном» вво­дит в сти­хо­тво­ре­ние кон­траст, ко­то­рый и слу­жит ос­но­вой ком­по­зи­ции в дан­ном про­из­ве­де­нии. 

АН­ТИ­ТЕ­ЗА – про­ти­во­по­став­ле­ние ха­рак­те­ров, со­бы­тий, по­ступ­ков, слов.

Стих зву­чит легко и плав­но, оби­лие зву­ков Л, Р, Н, М (такое вы­ра­зи­тель­ное язы­ко­вое сред­ство на­зы­ва­ет­ся ал­ли­те­ра­ци­ей) и про­пуск од­но­го и того же уда­ре­ния в пер­вых двух стро­ках пе­ре­да­ют лёг­кое ко­лы­ха­нье мор­ской волны во время штиля. 

АЛ­ЛИ­ТЕ­РА­ЦИЯ – вы­ра­зи­тель­ное сред­ство языка: по­вто­ре­ние оди­на­ко­вых или од­но­род­ных со­глас­ных зву­ков с целью со­здать зву­ко­вой образ.

Но вот море ме­ня­ет­ся. На­бе­жав­ший ветер под­нял волны, и они, ка­жет­ся, го­то­вы смять парус, «мачта гнёт­ся и скры­пит». Свист ветра и шум моря пе­ре­да­ют­ся новой зву­ко­вой гам­мой: пре­об­ла­да­ю­щи­ми ста­но­вят­ся звуки С, Т, Ч, Щ. Чув­ство смут­ной тре­во­ги при виде этой кар­ти­ны пе­ре­хо­дит в груст­ную без­на­дёж­ность от со­зна­ния того, что для па­ру­са нет и не было сча­стья и что сча­стье для него во­об­ще невоз­мож­но: 

Увы! Он сча­стия не ищет 

И не от сча­стия бежит!

Уси­ли­ва­ет ощу­ще­ние без­на­дёж­но­сти и мя­теж­но­сти ин­вер­сия.

ИН­ВЕР­СИЯ – из­ме­не­ние по­ряд­ка слов в пред­ло­же­нии с целью вы­де­лить зна­че­ние ка­ко­го-ли­бо слова или при­дать необыч­ное зву­ча­ние фразе в целом.

Оди­но­че­ство и про­стор не несут осво­бож­де­ния от му­чи­тель­ных во­про­сов, встре­ча с бурей не даёт сча­стья. Буря не из­бав­ля­ет парус от то­ми­тель­но­сти су­ще­ство­ва­ния, но буря всё же пред­по­чти­тель­нее уми­ро­тво­ре­ния и гар­мо­нии. Эта мысль зву­чит в по­след­ней стро­фе сти­хо­тво­ре­ния. 

И снова сти­ха­ет и го­лу­бе­ет море, све­тит солн­це. Но эта ра­дост­ная для глаз кар­ти­на успо­ка­и­ва­ет со­всем нена­дол­го. Мысль ав­то­ра кон­траст­на ей по на­стро­е­нию и зву­чит вы­зо­вом вся­ко­му спо­кой­ствию: 

А он, мя­теж­ный, про­сит бури,       

Как будто в бурях есть покой! 

Пей­заж в «Па­ру­се», как и во мно­гих сти­хо­тво­ре­ни­ях поэта, жи­во­пи­сен. Вот целая па­лит­ра ярких и ра­дост­ных кра­сок: го­лу­бых (туман), ла­зур­ных (море), зо­ло­тых (лучи солн­ца), белых (парус).

ПЕЙ­ЗАЖ – ком­по­зи­ци­он­ное сред­ство: изоб­ра­же­ние в про­из­ве­де­нии кар­тин при­ро­ды.

Глав­но­го героя сти­хо­тво­ре­ния поэт ха­рак­те­ри­зу­ет двумя эпи­те­та­ми: «оди­но­кой» и «мя­теж­ный». Для Лер­мон­то­ва оди­но­че­ство свя­за­но с невоз­мож­но­стью сча­стья, от­сю­да лёг­кая грусть в самом на­ча­ле сти­хо­тво­ре­ния. Но парус не бо­ит­ся бури, силён духом и непо­ко­рен судь­бе – мя­теж­ный! 

ЭПИ­ТЕТ – изоб­ра­зи­тель­ное сред­ство языка; кра­соч­ное опре­де­ле­ние пред­ме­та, поз­во­ля­ю­щее вы­де­лить его из це­ло­го ряда таких же и об­на­ру­жить ав­тор­скую оцен­ку опи­сы­ва­е­мо­го.

Жажда борь­бы и сво­бо­ды – ос­нов­ной мотив сти­хо­тво­ре­ния. Для мно­гих по­ко­ле­ний сти­хо­тво­ре­ние «Парус» стало не толь­ко по­э­ти­че­ским при­зна­ни­ем Лер­мон­то­ва, но и сим­во­лом тре­вож­ной неуспо­ко­ен­но­сти, веч­ных по­ис­ков, му­же­ствен­но­го про­ти­во­сто­я­ния вы­со­кой души ни­чтож­но­му миру.

Вопросы к конспектам