Изображение войны 1805 года. Шенграбенское сражение. Небо Аустерлица в судьбе Андрея Болконского

 Изображение войны 1805 года

От­но­ше­ние к войне у Тол­сто­го еще с его «Се­ва­сто­поль­ских рас­ска­зов» не из­ме­ни­лось, а толь­ко лишь при­ня­ло более чет­кие очер­та­ния и стало более де­таль­ным. Еще в пер­вом из своих во­ен­ных рас­ска­зов «Набег» автор пишет: «Неуже­ли тесно жить людям на этом пре­крас­ном свете, под этим неиз­ме­ри­мым звезд­ным небом?» (рис. 1)

Ил­лю­стра­ция к рас­ска­зу «Набег»

Рис. 1. Ил­лю­стра­ция к рас­ска­зу «Набег»

И от­го­лос­ки этого во­про­са мы на­хо­дим в «Войне и мире»: «Ни­ко­лай Ро­стов от­вер­нул­ся и, как будто отыс­ки­вая че­го-то, стал смот­реть на даль, на воду Дуная, на небо, на солн­це! Как хо­ро­шо по­ка­за­лось небо, как го­лу­бо, спо­кой­но и глу­бо­ко! Как ярко и тор­же­ствен­но опус­ка­ю­ще­е­ся солн­це! Как лас­ко­во-глян­це­ви­то бле­сте­ла вода в да­ле­ком Дунае! И еще лучше были да­ле­кие, го­лу­бе­ю­щие за Ду­на­ем горы, мо­на­стырь, та­ин­ствен­ные уще­лья, за­ли­тые до макуш ту­ма­ном сос­но­вые леса... там тихо, счаст­ли­во... “Ни­че­го, ни­че­го бы я не желал, ни­че­го бы не желал, ежели бы я толь­ко был там, — думал Ро­стов. — Во мне одном и в этом солн­це так много сча­стия, а тут... стоны, стра­да­ния, страх и эта неяс­ность, эта по­спеш­ность... Вот опять кри­чат что-то, и опять все по­бе­жа­ли ку­да-то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, во­круг меня... Мгно­ве­нье — и я ни­ко­гда уже не увижу этого солн­ца, этой воды, этого уще­лья...”».

Это рас­суж­де­ние че­ло­ве­ка мир­но­го, ко­то­рый толь­ко стал­ки­ва­ет­ся с ре­аль­но­стью войны. Так же, как в «На­бе­ге» есть Хло­пов, ка­пи­тан, ко­то­рый ни­ка­ки­ми внеш­ни­ми до­сто­ин­ства­ми не об­ла­да­ет, в «Войне и мире» есть ка­пи­тан Тушин, ко­то­ро­го встре­ча­ет Ан­дрей Бол­кон­ский.

«Молча и улы­ба­ясь, Тушин, пе­ре­сту­пая с босой ноги на ногу, во­про­си­тель­но гля­дел боль­ши­ми, ум­ны­ми и доб­ры­ми гла­за­ми то на князя Ан­дрея, то на штаб-офи­це­ра.

– Сол­да­ты го­во­рят: ра­зум­шись лов­чее, – ска­зал ка­пи­тан Тушин, улы­ба­ясь и робея, ви­ди­мо, желая из сво­е­го нелов­ко­го по­ло­же­ния пе­рей­ти в шут­ли­вый тон.

Он сму­тил­ся.

– Из­воль­те от­прав­лять­ся, – ска­зал штаб-офи­цер, ста­ра­ясь удер­жать се­рьез­ность.

Князь Ан­дрей еще раз взгля­нул на фи­гур­ку ар­тил­ле­ри­ста.

В ней было что-то осо­бен­ное, со­вер­шен­но не во­ен­ное, несколь­ко ко­ми­че­ское, но чрез­вы­чай­но при­вле­ка­тель­ное».

Еще один важ­ный мотив, ко­то­рый Тол­стой ис­поль­зу­ет и в своем ран­нем твор­че­стве, и в ро­мане,– это ис­пы­та­ние вой­ной. Пи­са­тель рас­кры­ва­ет ха­рак­те­ры ге­ро­ев в ми­ну­ты опас­но­сти, по­ка­зы­вая их ис­тин­ное лицо.В пер­вом томе в во­ен­ных эпи­зо­дах Тол­стой да­ет­по­нять, что войну каж­дый вос­при­ни­ма­ет по-сво­е­му и ис­поль­зо­вать может с раз­ны­ми це­ля­ми. Клю­че­вой в во­ен­ных эпи­зо­дах яв­ля­ет­ся все-та­ки фи­гу­ра Ни­ко­лая Ро­сто­ва.

 Шенграбенское сражение

«Ку­ту­зов вышел с Баг­ра­ти­о­ном на крыль­цо.

– Ну, князь, про­щай, – ска­зал он Баг­ра­ти­о­ну. – Хри­стос с тобой.

Бла­го­слов­ляю тебя на ве­ли­кий по­двиг. Лицо Ку­ту­зо­ва неожи­дан­но смяг­чи­лось, и слезы по­ка­за­лись в его гла­зах.

Он при­тя­нул к себе левою рукой Баг­ра­ти­о­на, а пра­вой, на ко­то­рой было коль­цо, ви­ди­мо, при­выч­ным же­стом пе­ре­кре­стил его и под­ста­вил ему пух­лую щеку, вме­сто ко­то­рой Баг­ра­ти­он по­це­ло­вал его в шею.

<...>Князь Ан­дрей взгля­нул на Ку­ту­зо­ва, и ему неволь­но бро­си­лись в глаза, в по­лу­ар­шине от него, чисто про­мы­тые сбор­ки шрама на виске Ку­ту­зо­ва, где из­ма­иль­ская пуля про­ни­за­ла ему го­ло­ву, и его вы­тек­ший глаз.

“Да, он имеет право так спо­кой­но го­во­рить о по­ги­бе­ли этих людей!” – по­ду­мал Бол­кон­ский.– От этого я и прошу от­пра­вить меня в этот отряд, – ска­зал он».

Тут Тол­стой снова го­во­рит об ис­пы­та­нии вой­ной. Князь Ан­дрей не про­сто жаж­дет во­ен­ной славы, а же­ла­ет со­вер­шить по­сту­пок во имя об­ще­го блага.

Перед Шен­гра­бен­ским сра­же­ни­ем Тол­стой изоб­ра­жа­ет пе­ре­ми­рие: «...раз­дал­ся между сол­да­та­ми гро­хот та­ко­го здо­ро­во­го и ве­се­ло­го хо­хо­та, неволь­но через цепь со­об­щив­ше­го­ся и фран­цу­зам, что после этого, ка­за­лось, нужно было по­ско­рее раз­ря­дить ружья, взо­рвать за­ря­ды и разой­тись по­ско­рее всем по домам.

Но ружья оста­лись за­ря­же­ны, бой­ни­цы в домах и укреп­ле­ни­ях так же гроз­но смот­ре­ли впе­ред и так же, как пре­жде, оста­лись друг про­тив друга об­ра­щен­ные, сня­тые с пе­ред­ков пушки».

Неслу­чай­но князь Ан­дрей неволь­но под­слу­ши­ва­ет раз­го­вор в шатре и слы­шит слова Ту­ши­на:

«— Нет, го­луб­чик, — го­во­рил при­ят­ный и как будто зна­ко­мый князю Ан­дрею голос, — я го­во­рю, что коли бы воз­мож­но было знать, что будет после смер­ти, тогда бы и смер­ти из нас никто не бо­ял­ся. Так-то, го­луб­чик!»

Далее Тол­стой опи­сы­ва­ет само сра­же­ние. Один из важ­ных эпи­зо­дов этой части ро­ма­на – князь Ан­дрей срав­ни­ва­ет свой идеал пол­ко­вод­ца, На­по­лео­на, с Баг­ра­ти­о­ном: «Князь Ан­дрей тща­тель­но при­слу­ши­вал­ся к раз­го­во­рам князя Баг­ра­ти­о­на с на­чаль­ни­ка­ми и к от­да­ва­е­мым им при­ка­за­ни­ям и, к удив­ле­нию, за­ме­чал, что при­ка­за­ний ни­ка­ких от­да­ва­е­мо не было, а что князь Баг­ра­ти­он толь­ко ста­рал­ся де­лать вид, что все, что де­ла­лось по необ­хо­ди­мо­сти, слу­чай­но­сти и воле част­ных на­чаль­ни­ков, что все это де­ла­лось хоть не по его при­ка­за­нию, но со­глас­но с его на­ме­ре­ни­я­ми. Бла­го­да­ря такту, ко­то­рый вы­ка­зы­вал князь Баг­ра­ти­он, князь Ан­дрей за­ме­чал, что, несмот­ря на эту слу­чай­ность со­бы­тий и неза­ви­си­мость их от воли на­чаль­ни­ка, при­сут­ствие его сде­ла­ло чрез­вы­чай­но много. На­чаль­ни­ки, с рас­стро­ен­ны­ми ли­ца­ми подъ­ез­жав­шие к князю Баг­ра­ти­о­ну, ста­но­ви­лись спо­кой­ны, сол­да­ты и офи­це­ры ве­се­ло при­вет­ство­ва­ли его и ста­но­ви­лись ожив­лен­нее в его при­сут­ствии и, ви­ди­мо, ще­го­ля­ли перед ним своею храб­ро­стию».

Тут мы видим мо­дель по­ве­де­ния, ко­то­рую при Бо­ро­ди­но ис­поль­зу­ет Ку­ту­зов, Баг­ра­ти­он не от­да­ет ни од­но­го при­ка­за.

«Лицо его вы­ра­жа­ло ту со­сре­до­то­чен­ную и счаст­ли­вую ре­ши­мость, ко­то­рая бы­ва­ет у че­ло­ве­ка, го­то­во­го в жар­кий день бро­сить­ся в воду и бе­ру­ще­го по­след­ний раз­бег. Не было ни невы­спав­ших­ся, туск­лых глаз, ни при­твор­но глу­бо­ко­мыс­лен­но­го вида: круг­лые, твер­дые, яст­ре­би­ные глаза вос­тор­жен­но и несколь­ко пре­зри­тель­но смот­ре­ли впе­ред, оче­вид­но, ни на чем не оста­нав­ли­ва­ясь, хотя в его дви­же­ни­ях оста­ва­лась преж­няя мед­лен­ность и раз­ме­рен­ность» (рис. 2)

Порт­рет П.И. Баг­ра­ти­о­на

Рис. 2. Порт­рет П.И. Баг­ра­ти­о­на

Важно по­ве­де­ние Ни­ко­лая Ро­сто­ва, ко­то­рый па­да­ет с ло­ша­ди и кон­ту­зит руку: «Не с тем чув­ством со­мне­ния и борь­бы, с каким он ходил на Эн­ский мост, бежал он, а с чув­ством зайца, убе­га­ю­ще­го от собак. Одно нераз­дель­ное чув­ство стра­ха за свою мо­ло­дую, счаст­ли­вую жизнь вла­де­ло всем его су­ще­ством».

По­ло­же­ние на поле боя спа­са­ет рота Ти­мо­хи­на.

Боль­шое зна­че­ние имеет эпи­зод в па­лат­ке Баг­ра­ти­о­на, когда князь Ан­дрей рас­кры­ва­ет сек­рет, что под­креп­ле­ния не было, тем самым ука­зы­вая на то, что успе­хом дня они обя­за­ны Ту­ши­ну. Тушин бла­го­да­рит князя, но тот ощу­ща­ет грусть, по­ни­мая,что ис­тин­ным ге­ро­ем стал такой невзрач­ный че­ло­век (рис. 3).

Ба­та­рея Ту­ши­на

Рис. 3. Ба­та­рея Ту­ши­на

 Небо Аустерлица

Весь пер­вый том князь Ан­дрей живет с ощу­ще­ни­ем пред­сто­я­ще­го ему по­дви­га. У него даже есть соб­ствен­ный план Аустер­лиц­ко­го сра­же­ния, ко­то­рый он хочет пред­ло­жить на об­суж­де­ние. Князь Ан­дрей идет в на­ступ­ле­ние со зна­ме­нем, и его тя­же­ло ранят (рис. 4).

Сра­же­ние под Аустер­ли­цем

Рис. 4. Сра­же­ние под Аустер­ли­цем

«Как тихо, спо­кой­но и тор­же­ствен­но, со­всем не так, как я бежал, — по­ду­мал князь Ан­дрей, — не так, как мы бе­жа­ли, кри­ча­ли и дра­лись; со­всем не так, как с озлоб­лен­ны­ми и ис­пу­ган­ны­ми ли­ца­ми та­щи­ли друг у друга бан­ник фран­цуз и ар­тил­ле­рист, — со­всем не так пол­зут об­ла­ка по этому вы­со­ко­му бес­ко­неч­но­му небу. Как же я не видал пре­жде этого вы­со­ко­го неба? И как я счаст­лив, что узнал его на­ко­нец. Да! все пу­стое, все обман, кроме этого бес­ко­неч­но­го неба. Ни­че­го, ни­че­го нет, кроме его. Но и того даже нет, ни­че­го нет, кроме ти­ши­ны, успо­ко­е­ния. И слава богу!..»

Это оза­ре­ние, пе­ре­лом­ный мо­мент в со­зна­нии Ан­дрея, к этому мо­мен­ту Тол­стой долго под­го­тав­ли­ва­ет чи­та­те­ля. Все это время князь чув­ству­ет кон­траст между своим пред­став­ле­ни­ем о ге­ро­из­ме, пол­ко­вод­че­ском даре и ре­аль­ны­ми об­сто­я­тель­ства­ми. «Князю Ан­дрею было груст­но и тя­же­ло. Все это было так стран­но, так не по­хо­же на то, чего он на­де­ял­ся». На­ка­нуне сра­же­ния князь ду­ма­ет о том, что своих самых до­ро­гих людей он готов от­дать за ми­ну­ту славы.

Но все ме­ня­ет­ся: «Ему так ни­чтож­ны ка­за­лись в эту ми­ну­ту все ин­те­ре­сы, за­ни­мав­шие На­по­лео­на, так ме­ло­чен ка­зал­ся ему сам герой его, с этим мел­ким тще­сла­ви­ем и ра­до­стью по­бе­ды, в срав­не­нии с тем вы­со­ким, спра­вед­ли­вым и доб­рым небом, ко­то­рое он видел и понял, — что он не мог от­ве­чать ему.

Да и все ка­за­лось так бес­по­лез­но и ни­чтож­но в срав­не­нии с тем стро­гим и ве­ли­че­ствен­ным стро­ем мысли, ко­то­рый вы­зы­ва­ли в нем ослаб­ле­ние сил от ис­тек­шей крови, стра­да­ние и близ­кое ожи­да­ние смер­ти. Глядя в глаза На­по­лео­ну, князь Ан­дрей думал о ни­чтож­но­сти ве­ли­чия, о ни­чтож­но­сти жизни, ко­то­рой никто не мог по­нять зна­че­ния, и о еще боль­шем ни­что­же­стве смер­ти, смысл ко­то­рой никто не мог по­нять и объ­яс­нить из жи­ву­щих.

<...>Тихая жизнь и спо­кой­ное се­мей­ное сча­стие в Лысых Горах пред­став­ля­лись ему. Он уже на­сла­ждал­ся этим сча­сти­ем, когда вдруг яв­лял­ся ма­лень­кий На­по­ле­он с своим без­участ­ным, огра­ни­чен­ным и счаст­ли­вым от несча­стия дру­гих взгля­дом, и на­чи­на­лись со­мне­ния, муки, и толь­ко небо обе­ща­ло успо­ко­е­ние. К утру все меч­та­ния сме­ша­лись и сли­лись в хаос и мрак бес­па­мят­ства и за­бве­ния, ко­то­рые го­раз­до ве­ро­ят­нее, по мне­нию са­мо­го Лар­рея, док­то­ра На­по­лео­но­ва, долж­ны были раз­ре­шить­ся смер­тью, чем вы­здо­ров­ле­ни­ем».

Этот ма­лень­кий На­по­ле­он живет в самом князе, Ан­дрей по­сто­ян­но с ним сра­жа­ет­ся и де­ла­ет выбор между сла­вой и тихой се­мей­ной жиз­нью.

 Александр I в Ольмюце и Аустерлице

В со­вет­ское время часто под­чер­ки­ва­ли про­ти­во­по­став­ле­ние Тол­стым Алек­сандра I Ку­ту­зо­ву. Алек­сандра счи­та­ли ма­ри­о­нет­кой, а Ку­ту­зо­ва – на­род­ным ге­ро­ем (рис. 5).

Порт­рет Ку­ту­зо­ва

Рис. 5. Порт­рет Ку­ту­зо­ва

Как и любая схема, эта схема стра­да­ет упро­щен­но­стью. Алек­сандр на­пи­сан мно­го­цвет­ным. Он не об­ла­да­ет той муд­ро­стью Ку­ту­зо­ва. Вот как на им­пе­ра­то­ра смот­рит Ни­ко­лай Ро­стов: «Он чув­ство­вал, что от од­но­го слова этого че­ло­ве­ка за­ви­сит то, чтобы вся гро­ма­да эта (и он, свя­зан­ный с ней, – ни­чтож­ная пес­чин­ка) пошла бы в огонь и в воду, на пре­ступ­ле­ние, на смерть или на ве­ли­чай­шее ге­рой­ство, и по­то­му-то он не мог не тре­пе­тать и не за­ми­рать при виде этого при­бли­жа­ю­ще­го­ся слова…»

В эпи­зо­де, в ко­то­ром речь идет о сра­же­нии при Вишау, Тол­стой го­во­рит об им­пе­ра­то­ре с некой иро­ни­ей. «Сра­же­ние, со­сто­яв­шее толь­ко в том, что за­хва­чен эс­кад­рон фран­цу­зов, было пред­став­ле­но как бле­стя­щая по­бе­да над фран­цу­за­ми, и по­то­му го­су­дарь и вся армия, осо­бен­но пока не разо­шел­ся еще по­ро­хо­вой дым на поле сра­же­ния, ве­ри­ли, что фран­цу­зы по­беж­де­ны и от­сту­па­ют про­тив своей воли».

Тол­стой не скло­нен счи­тать это по­бе­дой и вся­че­ски по­ка­зы­ва­ет, как фор­ми­ру­ет­ся оши­боч­ное мне­ние, что Аустер­лиц будет по­бе­дой. «Го­су­дарь, окру­жен­ный сви­тою во­ен­ных и нево­ен­ных, был на рыжей, уже дру­гой, чем на смот­ру, эн­гли­зи­ро­ван­ной ко­бы­ле и, скло­нив­шись набок, гра­ци­оз­ным же­стом держа зо­ло­той лор­нет у глаза, смот­рел в него на ле­жа­ще­го нич­ком, без ки­ве­ра, с окро­вав­лен­ною го­ло­вою сол­да­та. Сол­дат ра­не­ный был так нечист, груб и гадок, что Ро­сто­ва оскор­би­ла бли­зость его к го­су­да­рю. Ро­стов видел, как со­дрог­ну­лись, как бы от про­бе­жав­ше­го мо­ро­за, су­ту­лые плечи го­су­да­ря, как левая нога его су­до­рож­но стала бить шпо­рой бок ло­ша­ди. При­учен­ная ло­шадь рав­но­душ­но огля­ды­ва­лась и не тро­га­лась с места. Слез­шие с ло­ша­ди адъ­ютан­ты взяли под руки сол­да­та и стали класть на по­явив­ши­е­ся но­сил­ки. Сол­дат за­сто­нал.

— Тише, тише, разве нель­зя тише? — ви­ди­мо, более стра­дая, чем уми­ра­ю­щий сол­дат, про­го­во­рил го­су­дарь и отъ­е­хал прочь».

Более важ­ным яв­ля­ет­ся эпи­зод перед на­ча­лом сра­же­ния.

«– Что ж вы не на­чи­на­е­те, Ми­ха­ил Ла­ри­о­но­вич? – по­спеш­но об­ра­тил­ся им­пе­ра­тор Алек­сандр к Ку­ту­зо­ву, в то же время учти­во взгля­нув на им­пе­ра­то­ра Фран­ца.

– Я под­жи­даю, ваше ве­ли­че­ство, – от­ве­чал Ку­ту­зов, по­чти­тель­но на­кло­ня­ясь впе­ред.

Им­пе­ра­тор при­гнул ухо, слег­ка на­хму­рясь и по­ка­зы­вая, что он не рас­слы­шал.

– Под­жи­даю, ваше ве­ли­че­ство, – по­вто­рил Ку­ту­зов (князь Ан­дрей за­ме­тил, что у Ку­ту­зо­ва неесте­ствен­но дрог­ну­ла верх­няя губа, в то время как он го­во­рил это “под­жи­даю”). – Не все ко­лон­ны еще со­бра­лись, ваше ве­ли­че­ство.

Го­су­дарь рас­слы­шал, но ответ этот, ви­ди­мо, не по­нра­вил­ся ему; он пожал су­ту­ло­ва­ты­ми пле­ча­ми, взгля­нул на Но­во­силь­це­ва, сто­яв­ше­го подле, как будто взгля­дом этим жа­лу­ясь на Ку­ту­зо­ва.

– Ведь мы не на Ца­ри­цы­ном лугу, Ми­ха­ил Ла­ри­о­но­вич, где не на­чи­на­ют па­ра­да, пока не при­дут все полки, – ска­зал го­су­дарь, снова взгля­нув в глаза им­пе­ра­то­ру Фран­цу, как бы при­гла­шая его, если не при­нять уча­стие, то при­слу­шать­ся к тому, что он го­во­рит; но им­пе­ра­тор Франц, про­дол­жая огля­ды­вать­ся, не слу­шал.

– По­то­му и не на­чи­наю, го­су­дарь, – ска­зал звуч­ным го­ло­сом Ку­ту­зов, как бы пре­ду­пре­ждая воз­мож­ность не быть рас­слы­шан­ным, и в лице его еще раз что-то дрог­ну­ло. – По­то­му и не на­чи­наю, го­су­дарь, что мы не на па­ра­де и не на Ца­ри­цы­ном лугу, – вы­го­во­рил он ясно и от­чет­ли­во.

В свите го­су­да­ря на всех лицах, мгно­вен­но пе­ре­гля­нув­ших­ся друг с дру­гом, вы­ра­зил­ся ропот и упрек. “Как он ни стар, он не дол­жен бы, никак не дол­жен бы го­во­рить этак”, - вы­ра­зи­ли эти лица.

Го­су­дарь при­сталь­но и вни­ма­тель­но по­смот­рел в глаза Ку­ту­зо­ву, ожи­дая, не ска­жет ли он еще чего. Но Ку­ту­зов, с своей сто­ро­ны, по­чти­тель­но на­гнув го­ло­ву, тоже, ка­за­лось, ожи­дал. Мол­ча­ние про­дол­жа­лось около ми­ну­ты.

– Впро­чем, если при­ка­же­те, ваше ве­ли­че­ство, – ска­зал Ку­ту­зов, под­ни­мая го­ло­ву и снова из­ме­няя тон на преж­ний тон ту­по­го, нерас­суж­да­ю­ще­го, но по­ви­ну­ю­ще­го­ся ге­не­ра­ла».

После сра­же­ния Алек­сандр по­па­да­ет в нелов­кое по­ло­же­ние, и его опи­са­ние мы снова чи­та­ем со слов Ро­сто­ва.

«“Но это не мог быть он, один по­сре­ди этого пу­сто­го поля”, — по­ду­мал Ро­стов. В это время Алек­сандр по­вер­нул го­ло­ву, и Ро­стов уви­дал так живо вре­зав­ши­е­ся в его па­мя­ти лю­би­мые черты. Го­су­дарь был бле­ден, щеки его впали и глаза вва­ли­лись; но тем боль­ше пре­ле­сти, кро­то­сти было в его чер­тах. Ро­стов был счаст­лив, убе­див­шись в том, что слух о рапе го­су­да­ря был неспра­вед­лив. Он был счаст­лив, что видел его».

Вопросы к конспектам

1) На­пи­сать рас­суж­де­ние на тему «Одна из глав­ных линий книги – разо­ча­ро­ва­ние князя Ан­дрея в самой идее войны».

2) Про­ве­сти срав­ни­тель­ный ана­лиз об­ра­за Ку­ту­зо­ва, со­здан­но­го Тол­стым, и ре­аль­но­го ис­то­ри­че­ско­го пер­со­на­жа, опи­ра­ясь на до­сто­вер­ные ис­точ­ни­ки.

3) На­ри­со­вать ил­лю­стра­цию к эпи­зо­ду одной из битв.

Последнее изменение: Пятница, 22 Сентябрь 2017, 20:49