Эпизод комедии «Недоросль»

 1. Состояние образования, описанное в комедии «Недоросль»

Состояние образования, описанное в комедии «Недоросль»

Рис. 1

Дан­ный эпи­зод ко­ме­дии можно было бы на­звать «Урок Мит­ро­фа­нуш­ки». Из­на­чаль­но может по­ка­зать­ся, что все опи­сан­ное в VII и VIII  яв­ле­ни­ях – это ко­ми­че­ское пре­уве­ли­че­ние, или же, на на­уч­ном языке, ги­пер­бо­ла. Что так не было и быть не могло, что это уж при­ду­мал Фон­ви­зин. Но все опи­сан­ное – с на­ту­ры. Вот, на­при­мер, в книге Ра­ди­ще­ва «Пу­те­ше­ствие из Пе­тер­бур­га в Моск­ву» есть глава, ко­то­рая на­зы­ва­ет­ся «Го­род­ня». В этой главе пу­те­ше­ствен­ник встре­ча­ет фран­цу­за, и тот рас­ска­зы­ва­ет, что он был па­рик­ма­хе­ром, потом мат­ро­сом, но он все­гда был скло­нен к пьян­ству, лени, по­это­му не мог за­ра­бо­тать на хлеб на­сущ­ный. И по со­ве­ту зем­ля­ков он стал учи­те­лем и вме­сте с се­мьей уче­ни­ка по­ехал в де­рев­ню, где целый год не знали, что он пи­сать не умеет. Дер­жа­вин в своих «За­пис­ках» рас­ска­зы­ва­ет, чтоб он был отдан в уче­ние к неко­то­ро­му Иоси­фу Розе, со­слан­но­му за ка­кую-то вину в ка­торж­ную ра­бо­ту. Сам его учи­тель был невеж­да и не знал даже грам­ма­ти­че­ских пра­вил. В ко­ме­дии Ека­те­ри­ны II («Гос­по­жа Вест­ни­ко­ва с се­мьею») один из пер­со­на­жей про учи­те­лей го­во­рит: «Пусть по-преж­не­му идет в ку­че­ра к ко­му-ни­будь». Иван Ива­но­вич Шу­ва­лов, вы­да­ю­щий­ся го­су­дар­ствен­ный де­я­тель Ели­за­ве­тин­ско­го вре­ме­ни, ос­но­ва­тель мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та, по­кро­ви­тель Ми­ха­и­ла Ва­си­лье­ви­ча Ло­мо­но­со­ва, ос­но­ва­тель Ака­де­мии ху­до­жеств в Пе­тер­бур­ге, в до­клад­ной за­пис­ке се­на­ту в 1754 году, до­ка­зы­вая, что нужен уни­вер­си­тет, пишет: «Дво­ряне, не сыс­кав луч­ших учи­те­лей, при­ни­ма­ют таких, ко­то­рые ла­ке­я­ми, па­рик­ма­хе­ра­ми, и дру­ги­ми по­доб­ны­ми ре­мес­ла­ми всю жизнь свою пре­про­вож­да­ли. Нужен уни­вер­си­тет».

Ком­мен­та­рий к вы­бран­ной сцене

В про­из­ве­де­ни­ях про­шло­го вре­ме­ни (при­чем это может быть недав­нее время, ска­жем, конец про­шло­го века), и уж тем более в про­из­ве­де­ни­ях 18-19 века, встре­ча­ет­ся необы­чай­но много непо­нят­ных слов. Пра­виль­ное чте­ние пред­по­ла­га­ет, пре­жде всего, зна­ком­ство с этими сло­ва­ми. Нель­зя по­нять смысл про­из­ве­де­ния, не по­ни­мая слов, ис­поль­зу­е­мых в нем. Какие же слова про­сто необ­хо­ди­мо знать, чтобы про­честь два яв­ле­ния тре­тье­го дей­ствия пьесы «Недо­росль».

Во-пер­вых, слово «сго­вор». Мит­ро­фа­нуш­ка го­во­рит: «Чтобы зав­тра же быть сго­во­ру». Сго­вор – это по­молв­ка. То есть мо­ло­дой че­ло­век и де­вуш­ка объ­яв­ля­ют­ся же­ни­хом и неве­стой. Это еще не сва­дьба, но они уже по­молв­ле­ны друг с дру­гом. Этот обы­чай по­молв­ки жив до сих пор, хоть и не так рас­про­стра­нен как в преж­нее время.

Зады, ко­то­рые тре­бу­ет сда­вать ему Мит­ро­фа­нуш­ка – это то, что прой­де­но. Со­вер­шен­но спра­вед­ли­во го­во­рит Цы­фир­кин, что если по­сто­ян­но по­вто­рять одно и то же, то «с за­да­ми-то век на­за­ди оста­нешь­ся». Во­об­ще, склон­ность к ка­лам­бу­рам у Фон­ви­зи­на необы­чай­но хо­ро­ша. Фон­ви­зин ка­лам­бу­рит по­сто­ян­но.

Напри­клад – на­при­мер.

Шабаш – конец.

Фа­ми­лия Ку­тей­кин об­ра­зо­ва­на от на­зва­ния по­ми­наль­но­го блюда «кутья» – рис с изю­мом. Это пост­ное блюдо, ко­то­рое едят на по­мин­ках и в по­ми­наль­ные празд­ни­ки.

Аз – я (цер­ков­но­сла­вян­ский).

Есмь – пер­вое лицо един­ствен­но­го числа гла­го­ла «быть». «Аз есмь червь» - я есть червь. Псал­тырь – книга вет­хо­го за­ве­та, сбор­ник ду­хов­ных сти­хо­тво­ре­ний, псал­мов. Ав­тор­ство при­пи­сы­ва­ет­ся Биб­лей­ско­му царю Да­ви­ду. По этой книге учили гра­мо­те, пись­му, чте­нию. Неве­же­ство Ку­тей­ки­на под­чер­ки­ва­ет­ся тем, что он ду­ма­ет, что в двух псал­ты­рях долж­но быть на­пи­са­но раз­ное.

Асмое тифа ф сфете– вось­мое диво в свете.

Пал­фан – бал­ван, чур­бан, то есть пу­стая де­ре­вяш­ка.

Ари­сто­тель – древ­не­гре­че­ский фи­ло­соф, муд­рец.

Аван­зи­ро­вать – про­двин­гать­ся впе­ред.

Козел – это воз­вы­ше­ние для ку­че­ра.

 2. Анализ VII явления

Анализ VII явления

Рис. 2

Гос­по­жа Про­ста­ко­ва и Мит­ро­фан. Учи­те­ля Ку­тей­кин и Цы­фир­кин.

Про­ста­ко­ва: «Пока он от­ды­ха­ет, друг мой, ты хоть для виду по­учись, чтоб дошло до ушей его, как ты тру­дишь­ся, Мит­ро­фа­нуш­ка».

Об­ра­ти­те вни­ма­ние на то, что Про­ста­ко­ва по­сто­ян­но под­чер­ки­ва­ет, осо­бен­но перед Прав­ди­ным и Ста­ро­ду­мом, что Мит­ро­фа­нуш­ка учен, что он про­све­ща­ет­ся. То есть, Фон­ви­зин слов­но по­ка­зы­ва­ет, что они, ко­неч­но, «дре­му­чие», но время сей­час такое, что даже «дре­му­чие» долж­ны от­да­вать детей учить­ся. Иначе никак.

Мит­ро­фан: «Ну! А там что?»

Про­ста­ко­ва: «А там и же­нишь­ся».

Мит­ро­фан: «Слу­шай, ма­туш­ка, я те по­те­шу. По­учусь; толь­ко чтоб это был по­след­ний раз и чтоб се­год­ни ж быть сго­во­ру».

Про­ста­ко­ва: «При­дет час воли бо­жи­ей!»

Мит­ро­фан: «Час моей воли при­шел! Не хочу учить­ся, хочу же­нить­ся! Ты ж меня взма­ни­ла, пеняй на себя. Вот я сел».

Цы­фир­кин очи­ни­ва­ет гри­фель (тогда пи­са­ли на чер­ной гри­фель­ной доске мяг­ким слан­цем – гри­фе­лем).

Про­ста­ко­ва: «А я тут же при­ся­ду, ко­ше­лек по­вя­жу для тебя, друг мой! Со­фьюш­ки­ны  де­неж­ки было б куды класть».

Вот этот нехит­рый мотив – де­неж­ки –  про­хо­дит через всю пьесу и же­ла­ние же­нить Мит­ро­фа­на на Софье вы­зва­но из­ве­сти­ем о том, что у Софьи из­ряд­ное при­да­ное. Что ка­са­ет­ся непо­сред­ствен­но учебы, то у Про­ста­ко­вой тут все очень про­сто.

Мит­ро­фан: «Ну! Давай доску, гар­ни­зон­ная крыса! За­да­вай, что пи­сать».

По­че­му гар­ни­зон­ная крыса? По­то­му что Цы­фир­кин слу­жил, был сол­да­том, а потом ушел в от­став­ку. Сей­час за­ра­ба­ты­ва­ет тем, что он знает в ма­те­ма­ти­ке, ко­му-то счет про­ве­рит, ко­му-то еще что-то.

Цы­фир­кин: «Ваше бла­го­ро­дие за­все­гда без дела ла­ять­ся из­во­ли­те».

Про­ста­ко­ва: «Ах, гос­по­ди боже мой! Уж ре­бе­нок не смей и из­бра­нить Па­ф­ну­тьи­ча! Уж и раз­гне­вал­ся!»

Чу­дес­ней­шая черта, ко­то­рая от­ли­ча­ет всех са­ти­ри­че­ских пер­со­на­жей Фон­ви­зи­на: аб­со­лют­ное пре­зре­ние к до­сто­ин­ствам дру­го­го че­ло­ве­ка. По­ду­ма­ешь, ре­бе­нок ска­зал гар­ни­зон­ная крыса? Чего оби­жать­ся? Даже по­сло­ви­ца есть: «Брань на во­ро­ту не вис­нет».

Цы­фир­кин: «За что раз­гне­вать­ся, ваше бла­го­ро­дие? У нас рос­сий­ская по­сло­ви­ца: со­ба­ка лает, ветер носит».

Мит­ро­фан: «За­да­вай же зады, по­во­ра­чи­вай­ся». Цы­фир­кин: «Все зады, ваше бла­го­ро­дие. Ведь с за­да­ми-то век на­за­ди оста­нешь­ся». Про­ста­ко­ва: «Не твое дело, Па­ф­ну­тьич. Мне очень мило, что Мит­ро­фа­нуш­ка впе­ред ша­гать не любит. С его умом, да за­ле­теть да­ле­ко, да и боже из­ба­ви!» И что здесь имеет в виду Про­ста­ко­ва? С его гран­ди­оз­ным умом или с его сла­бень­ким умиш­ком? Ско­рее всего, пер­вое, но мы-то чи­та­ем вто­рое, бес­спор­но. Цы­фир­кин: «За­да­ча. Из­во­лил ты, на при­клад (то есть, на­при­мер),  итти по до­ро­ге со мною. Ну, хоть возь­мем с собою Си­до­ры­ча. Нашли мы трое...» Мит­ро­фан (пишет): «Трое». Цы­фир­кин: «На до­ро­ге, на при­клад же, три­ста руб­лей». Мит­ро­фан (пишет): «Три­ста». Цы­фир­кин: «Дошло дело до де­ле­жа. Смек­ни-тко, по чему на брата?» Мит­ро­фан (вы­чис­ляя, шеп­чет): «Еди­нож­ды три - три. Еди­нож­ды нуль - нуль. Еди­нож­ды нуль – нуль». Про­ста­ко­ва: «Что, что, до де­ле­жа?» Мит­ро­фан: «Вишь три­ста руб­лей, что нашли, троим раз­де­лить». Про­ста­ко­ва: «Врет он, друг мой сер­деч­ный. Нашел день­ги, ни с кем не де­лись. Все себе возь­ми, Мит­ро­фа­нуш­ка. Не учись этой ду­рац­кой науке». Мит­ро­фан: «Слышь, Па­ф­ну­тьич, за­да­вай дру­гую». Цы­фир­кин: «Пиши, ваше бла­го­ро­дие. За уче­нье жа­лу­е­те мне в год де­сять руб­лей». Мит­ро­фан: «Де­сять». Цы­фир­кин: «Те­перь, прав­да, не за что, а кабы ты, барин, что-ни­будь у меня пе­ре­нял, не грех бы тогда было и еще при­ба­вить де­сять». Мит­ро­фан (пишет): «Ну, ну, де­сять». Цы­фир­кин: «Сколь­ко бы ж на год?» Мит­ро­фан: «Нуль да нуль - нуль. Один да один...» (За­ду­мал­ся.) Но тут вме­ши­ва­ет­ся Про­ста­ко­ва. Про­ста­ко­ва: «Не тру­дись по-пу­сто­му, друг мой! Гроша не при­бав­лю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе му­че­нье, а все, вижу, пу­сто­та. Денег нет - что счи­тать? День­ги есть - со­чтем и без Па­ф­ну­тьи­ча хо­ро­шо­хонь­ко». Тут вме­ши­ва­ет­ся Ку­тей­кин. Ку­тей­кин: «Шабаш, право, Па­ф­ну­тьич. Две за­да­чи ре­ше­ны. Ведь на по­вер­ку при­во­дить не ста­нут (в смыс­ле, никто про­ве­рять не ста­нет, как они ре­ше­ны)». Мит­ро­фан: «Небось, брат. Ма­туш­ка тут сама не оши­бет­ся. Сту­пай-ка ты те­перь, Ку­тей­кин, про­учи вче­раш­нее». Ку­тей­кин (от­кры­ва­ет ча­со­слов): «Нач­нем бла­го­сло­вясь. За мною со вни­ма­ни­ем: "Аз же есмь червь..."» Мит­ро­фан: «Аз же есмь червь...» Ку­тей­кин: «Червь, си­речь (то есть) жи­во­ти­на, скот. Си­речь: "аз есмь скот"». Мит­ро­фан: «Аз есмь скот». И этот мотив, взя­тый из псал­ты­ря (21 глава, 7 стих), про­хо­дит через всю книгу: «Аз есмь червь, а не че­ло­век, по­но­ше­ние че­ло­ве­ков и уни­чи­же­ние людей». Ку­тей­кин: «А не че­ло­век». Мит­ро­фан: «А не че­ло­век». Ку­тей­кин: «По­но­ше­ние че­ло­ве­ков». Мит­ро­фан: «По­но­ше­ние че­ло­ве­ков». Ку­тей­кин: «И уни...» На этом VII яв­ле­ние за­кан­чи­ва­ет­ся.

 3. Анализ VIII явления

Яв­ле­ние ме­ня­ет­ся, когда ме­ня­ет­ся со­став пер­со­на­жей на сцене. Вбе­га­ет Враль­ман.

Враль­ман: «Ай! ай! ай! ай! ай! Те­перь-то я фижу! Ума­рить хотят ре­пен­ка! Ма­туш­ка ты мая! Сшаль­ся нат сфаей утро­пой…» И так далее. Это так на­зы­ва­е­мый немец­кий ак­цент, ко­то­рый встре­ча­ет­ся и в ко­ме­ди­ях вре­мен Фон­ви­зи­на, и в «Горе от ума» («пошел он в пу­сур­ма­ны»), ко­то­рый будет встре­чать­ся и даль­ше на про­тя­же­нии очень боль­шо­го вре­ме­ни в рус­ской ли­те­ра­ту­ре. При­чем не очень легко сразу по­нять все слова. На­при­мер, Враль­ман про Мит­ро­фа­на го­во­рит: «асмое тифа ф сфете». Это зна­чит: вось­мое диво в свете. А так как из­вест­но, что на свете всего 7 чудес, то Мит­ро­фан, по­лу­ча­ет­ся, – это вось­мое чудо. Враль­ман: «Тай фолю этим про­кля­тым сла­те­ям. И с такой ка­ла­фы толго ль пал­фан? Ушь дис­по­зи­си­он, ушь фсе есть». (то есть, есть пред­рас­по­ло­же­ние, что по­след­ние мозги вы­ле­те­ли). Про­ста­ко­ва: «Прав­да, прав­да твоя, Адам Ада­мыч! Мит­ро­фа­нуш­ка, друг мой, коли уче­нье так опас­но для твоей го­ло­вуш­ки, так по мне пе­ре­стань». Мит­ро­фан: «А по мне и по­дав­но». В одном из преды­ду­щих яв­ле­ний учи­те­ля жа­ло­ва­лись друг другу, что стоит толь­ко на­чать за­ни­мать­ся, как сразу же по­яв­ля­ет­ся немец и ме­ша­ет за­ня­ти­ям. Так оно здесь и про­ис­хо­дит. Ку­тей­кин: «Конец и богу слава». Враль­ман: «Ма­туш­ка моя! Што тепе на­топ­но? Сынок, какоф есть, да тал пох ста­ро­вье; или сынок пре­муд­рой, так ска­зать, Ари­сто­те­лис, да в мо­ги­лу». То есть ма­туш­ке пред­сто­ит ре­шить, оста­нет­ся ли ее сын таким как есть, но будет здо­ров, или ста­нет муд­ре­цом, как Ари­сто­тель, но уче­ние его све­дет в мо­ги­лу. Про­ста­ко­ва: «Ах, какая страсть, Адам Ада­мыч! Он же и так вчера небе­реж­но по­ужи­нал». Враль­ман: «Рас­су­ти-ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить ка­ло­уш­ка-то у нефо ка­раз­до слапе прюха; на­пить ее лишне да и за­хра­ни поже!» То есть, набил брюхо – и беда, а если го­ло­ву на­бить лиш­ним? Это ж буде со­всем плохо. Го­ло­ва же у Мит­ро­фа­нуш­ки сла­бее, чем брюхо. Про­ста­ко­ва: Прав­да твоя, Адам Ада­мыч; да что ты ста­нешь де­лать? Ре­бе­нок, не вы­учась, по­ез­жай-ка в тот же Пе­тер­бург: ска­жут, дурак. Ум­ниц-то ныне за­ве­лось много. Их-то я боюсь». А здесь что – ощу­ще­ние сво­е­го вре­ме­ни, уже но­во­го, или же ре­ве­ранс в сто­ро­ну им­пе­ра­три­цы? Ведь при ней за­ве­лось умниц много. Так или иначе, Про­ста­ко­ва хочет сво­е­го Мит­ро­фа­на (по край­ней мере, для виду) по­учить. Враль­ман: «Чефо па­ять­ся, мая ма­туш­ка? Ра­сум­най ше­ло­век ни­ках­та ефо не са­те­рет, ни­ках­та з ним не сас­по­рит: а он с ум­ны­ми лютьми не сфя­сы­вай­ся, так и пудет пла­го­тен­ствие пожие!» Про­ста­ко­ва: «Вот как на­доб­но тебе на свете жить, Мит­ро­фа­нуш­ка!» Мит­ро­фан: «Я и сам, ма­туш­ка, до ум­ниц-то не охот­ник. Свой брат за­все­гда лучше». Враль­ман: «Сфая кам­па­ния то ли тело?» Про­ста­ко­ва: «Адам Ада­мыч! Да из кого ж ты ее вы­бе­решь?» Враль­ман: «Не кру­шинь­ся, мая ма­туш­ка, не кру­шинь­ся; каков тфой тра­жай­ший сын, таких на сфете мил­ли­о­ны, мил­ли­о­ны. Как ему не фы­прать сепе кам­па­ний?» Про­ста­ко­ва: «То даром, что мой сын  малый ост­рый, про­вор­ный». Враль­ман: «То ли пы тело, капы не са­ма­ри­ли ефо на уше­нье? Рос­сис­ка кра­мат! Арих­ме­ти­ка! Ах, хос­по­ти поже мой, как туша ф теле оста­е­са! Как путто пы рас­сис­ки тфо­ря­нин ушь и не мог ф сфете аван­зи­ро­вать (то есть, про­дви­гать­ся впе­ред) пез рос­сис­кой кра­мат!» Ку­тей­кин (в сто­ро­ну): «Под язык бы тебе труд и бо­лезнь». Враль­ман: «Как путто пы до арих­ме­ти­ки пыли люти ту­ра­ки пес­чот­ные!» Цы­фир­кин (в сто­ро­ну): «Я те реб­ра-то пе­ре­счи­таю. По­па­дешь­ся ко мне». Враль­ман: «Ему по­треп­но снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет на­и­зусть. Я сам терта ка­лашь». Про­ста­ко­ва: «Как тебе не знать боль­шо­го свету, Адам Ада­мыч? Я чай, и в одном Пе­тер­бур­ге ты всего на­гля­дел­ся». Враль­ман: «Та­фоль­но, мая ма­туш­ка, та­фоль­но. Я са­все­гда ахот­ник пыл смот­реть пуб­лик. Пы­фа­ло, о прас­ни­ке съе­тут­ца в Ка­трин­гоф ка­ре­ты с хос­по­та­ми. Я фсе на них смот­ру. Пы­фа­ло, не сойту ни на ми­ну­ту с косел». Про­ста­ко­ва: «С каких козел?» Враль­ман (в сто­ро­ну): «Ай! ай! ай! ай! Што я за­фрал! (Вслух.) Ты, ма­туш­ка, сна­ешь, што смат­реть фсе­гда лофче зпо­вы­ши. Так я, пы­фа­ло, на сна­ко­му ка­ре­ту сасел, так и смат­ру поль­шой сфет с косел».

Козлы – это такое воз­вы­ше­ние на пе­ред­ке эки­па­жа. Место, где сидит кучер.

Козлы – это такое воз­вы­ше­ние на пе­ред­ке эки­па­жа. Место, где сидит кучер.

Рис. 3. Козлы

Про­ста­ко­ва: «Ко­неч­но, вид­нее. Умный че­ло­век знает, куда взлезть». Враль­ман: «Ваш тра­шай­ший сын также на сфете как-ни­путь всма­стит­ца, лютей пасмат­реть и сепя по­ка­сать. Ута­лец!» Враль­ман пре­крас­но знает цену Мит­ро­фа­нуш­ке и здесь надо иг­рать его так, чтобы было и про­сто­ду­шие, и хит­рость, чтоб было по­нят­но, что он и иро­ни­зи­ру­ет по по­во­ду Мит­ро­фа­нуш­ки и его ма­те­ри, и в то же время он го­во­рит те слова, ко­то­рых от него ждут. Враль­ман: «Ута­лец! Не по­сто­ит на месте, как тикой конь пез усды. Сту­пай! Форт!» Про­ста­ко­ва: «Ре­бе­нок, право, хоть и жених. Пойти за ним, од­на­ко ж, чтоб он с рез­во­сти без умыс­лу чем-ни­будь гостя не про­гне­вал». Враль­ман: «Поти, моя ма­туш­ка! Са­лет­на птиса! С ним тфои гласа на­топ­но». Про­ста­ко­ва: «Про­щай же, Адам Ада­мыч!»

На этом за­кан­чи­ва­ет­ся VIII яв­ле­ние, после чего идет сцена драки учи­те­лей.

О ко­ме­дии Мо­лье­ра «Ме­ща­нин во дво­рян­стве»

Сцена драки учи­те­лей, по­жа­луй, на­по­ми­на­ет об ана­ло­гич­ной сцене в Мо­лье­ров­ской ко­ме­дии «Ме­ща­нин во дво­рян­стве». Эта пьеса была по­став­ле­на в 1670 году, при­чем сам Мо­льер играл Жур­де­на – глав­но­го героя. А что такое глав­ный герой ко­ме­дии Мо­лье­ра? Это все­гда герой, одер­жи­мый ка­кой-то ма­ни­ей, ко­то­рая не дает ему спать, не дает ему жить. Жур­де­ну очень хо­чет­ся счи­тать себя дво­ря­ни­ном, и чтобы все счи­та­ли его дво­ря­ни­ном. Ему хо­чет­ся стать дво­ря­ни­ном. И он на­би­ра­ет целый штат учи­те­лей: учи­те­ля му­зы­ки, тан­цев, фех­то­ва­ния и фи­ло­со­фии. И, соб­ствен­но, ко­ме­дия на­чи­на­ет­ся имен­но с того, что каж­дый учи­тель го­во­рит, как важна его наука. И на­чи­на­ют спо­рить друг с дру­гом, осо­бен­но когда по­яв­ля­ет­ся учи­тель фех­то­ва­ния. По­нят­но: что там учи­те­ля му­зы­ки и тан­цев, если учи­тель фех­то­ва­ния легко может на­са­дить их на шпагу. Но как толь­ко на­чи­на­ет­ся спор учи­те­ля му­зы­ки, тан­цев и фех­то­ва­ния, по­яв­ля­ет­ся учи­тель фи­ло­со­фии и пы­та­ет­ся уре­зо­нить спо­ря­щих, го­во­ря, что на­прас­но они это де­ла­ют. У каж­дой науки есть свой смысл, свое зна­че­ние. Но, прав­да, выше всех на­хо­дит­ся фи­ло­со­фия. И тут на­чи­на­ет­ся общая драка, и учи­те­лю фи­ло­со­фии в итоге до­ста­ет­ся боль­ше всех.

Есть в ко­ме­дии за­ме­ча­тель­ней­ший диа­лог. Учи­тель фи­ло­со­фии объ­яс­ня­ет Жур­де­ну, что всё, что не стихи – то проза, а то, что не проза – то стихи. И Жур­ден с удив­ле­ни­ем для себя от­кры­ва­ет, что всю свою жизнь он го­во­рил про­зой. Во­об­ще, в этой ко­ме­дии много за­ме­ча­тель­ных мо­мен­тов. На­при­мер, когда речь идет о новом ко­стю­ме, ко­то­рый за­ка­зал Жур­ден. И с этим ко­стю­мом свя­зан очень важ­ный мотив, что жизнь – это игра, и каж­дый из нас иг­ра­ет роль. А вот дво­рян­ство не сво­дит­ся к роли, к пе­ре­оде­ва­нию, оно не по­ку­па­ет­ся. И этот ко­стюм ста­но­вит­ся как будто те­ат­раль­ным ко­стю­мом. Очень мно­гое от Мо­лье­ров­ской ко­ме­дии оста­нет­ся потом в рус­ской ко­ме­дии в 18-19 веке. На­при­мер, та же Про­ста­ко­ва одер­жи­ма ма­ни­ей – нездо­ро­вой лю­бо­вью к сыну. Лю­бо­вью, ко­то­рая сына ка­ле­чит, а не за­щи­ща­ет и не вос­пи­ты­ва­ет. Здесь также есть лю­бов­ная пара, как и в «Ме­ща­нине во дво­рян­стве». Жур­ден, как отец, уве­рен, что его до­че­ри в мужья го­дит­ся толь­ко ари­сто­крат, мар­киз, и по­это­му слав­ный доб­рый па­рень, но ку­пе­че­ско­го зва­ния (а сам Жур­ден из куп­цов) ни­ко­гда не будет мужем его до­че­ри. Но Жур­де­на об­ма­ны­ва­ют, когда за­став­ля­ют по­ве­рить, что его дочь вышла за сына ту­рец­ко­го сул­та­на.

Лю­бо­пыт­но, что «Недо­росль» на­чи­на­ет­ся при­мер­но так же, как и «Ме­ща­нин во дво­рян­стве». Он на­чи­на­ет­ся с ко­стю­ма – с по­ши­то­го Триш­кой каф­та­на. Но если у Мо­лье­ра важ­нее всего – это ви­ди­мость и сущ­ность (то есть можно на­деть какой угод­но ко­стюм, но ты все равно оста­нешь­ся бур­жуа), то у Фон­ви­зи­на ак­цент сме­щен на дру­гое. Вот, на­при­мер, кре­пост­ной че­ло­век, ко­то­ро­му ве­ле­ли стать порт­ным, вне за­ви­си­мо­сти от того, умеет он шить или нет. Ста­ни­слав Бо­ри­со­вич Рас­са­дин го­во­рит, что этот эпи­зод легко спро­еци­ро­вать на Ека­те­ри­нин­ский двор, когда уже в 80-е годы таких ве­ли­ких людей как Гри­го­рий Орлов и По­тём­кин сме­ни­ли сущие ни­что­же­ства, вроде Пла­то­на Зу­бо­ва или Ва­силь­чи­ко­ва. То есть, Ека­те­ри­на да­ва­ла воз­мож­ность власт­во­вать, управ­лять чуть ли не всем го­су­дар­ством людям, ко­то­рые не толь­ко не умели этого де­лать, но и не хо­те­ли этому на­учить­ся.

 4. Сцена драки учителей

Ку­тей­кин и Цы­фир­кин ко­ло­тит Враль­ма­на, ко­то­рый по­сто­ян­но вме­ши­ва­ет­ся в уче­ние и ме­ша­ет им даже в их скром­ных воз­мож­но­стях че­му-ни­будь на­учить Мит­ро­фа­нуш­ку. И эта тема уче­ния ор­га­ни­че­ски про­дол­жа­ет­ся в VIII яв­ле­нии 4 дей­ствия, где перед Ста­ро­ду­мом, Прав­ди­ным и про­чи­ми Мит­ро­фан де­мон­стри­ру­ет свои зна­ния. Ста­ро­дум: «До моих ушей дошло, что он те­перь толь­ко и от­учить­ся из­во­лил. Я слы­шал о его учи­те­лях и вижу на­пе­ред, ка­ко­му гра­мо­тею ему быть на­доб­но, учася у Ку­тей­ки­на, и ка­ко­му ма­те­ма­ти­ку, учася у Цы­фир­ки­на.  Лю­бо­пы­тен бы я был по­слу­шать, чему немец-то его вы­учил». Мит­ро­фан: «Всему! Вот, на­при­мер, грам­ма­ти­ке». Прав­дин: «Вижу. Это грам­ма­ти­ка. Что ж вы в ней зна­е­те?» Мит­ро­фан: «Много. Су­ще­стви­тель­на да при­ла­га­тель­на...» Прав­дин: «Дверь, на­при­мер, какое имя: су­ще­стви­тель­ное или при­ла­га­тель­ное?» Мит­ро­фан: «Дверь? Ко­то­ра дверь?» Прав­дин: «Ко­то­ра дверь! Вот эта». Мит­ро­фан: «Эта? При­ла­га­тель­на». Прав­дин: «По­че­му ж?» Мит­ро­фан: «По­то­му что она при­ло­же­на к сво­е­му месту. Вон у чу­ла­на шеста неде­ля дверь стоит еще не на­ве­ше­на: так та по­ка­мест су­ще­стви­тель­на». Можно за­ме­тить, что Мит­ро­фа­нуш­ка от­лич­но справ­ля­ет­ся с си­ту­а­ци­ей. Так ска­зать, по ин­ту­и­ции справ­ля­ет­ся с грам­ма­ти­че­ски­ми ка­те­го­ри­я­ми. Он очень ост­ро­умен. Ста­ро­дум: «Так по­это­му у тебя слово дурак при­ла­га­тель­ное, по­то­му что оно при­ла­га­ет­ся к глу­по­му че­ло­ве­ку?» Мит­ро­фан: «И ве­до­мо». Про­ста­ко­ва: «Что, ка­ко­во, мой ба­тюш­ка?» Прав­дин: «Нель­зя лучше. В грам­ма­ти­ке он силен». Милон: «Я думаю, не мень­ше и в ис­то­рии».

И вы­яс­ня­ет­ся, что Мит­ро­фан к ис­то­рии охот­ник, как и Ско­ти­нин – его дя­дюш­ка.

Прав­дин: «А да­ле­ко ли вы в ис­то­рии?» Мит­ро­фан: «Да­ле­ко ль? Ка­ко­ва ис­то­рия. В иной за­ле­тишь за три­де­вять зе­мель, за три­де­ся­то цар­ство». Прав­дин: «А! так этой-то ис­то­рии учит вас Враль­ман?» Ста­ро­дум: «Враль­ман! Имя что-то зна­ко­мое».

Ну и, на­ко­нец, зна­ме­ни­тая сцена с гео­гра­фи­ей. Вы­яс­ня­ет­ся, что это наука не дво­рян­ская. Надо ска­зать из­воз­чи­ку куда по­едешь – и все. Он от­ве­зет.

Вот об­ра­зо­ва­ние Мит­ро­фа­на, ко­то­рое нам может по­ка­зать­ся со­вер­шен­но неправ­до­по­доб­но опи­сан­ным, но ко­то­рое, если су­дить по за­ме­ча­ни­ям со­вре­мен­ни­ков, пи­са­но едва ли не с на­ту­ры.

Окон­ча­тель­ный рас­чет с учи­те­ля­ми

Ере­ме­ев­на при­во­дит учи­те­лей и го­во­рит фразу, ко­то­рая се­го­дняш­не­му школь­ни­ку может быть не очень по­нят­на: «Вот, ба­тюш­ка, вся наша сво­лочь». Здесь слово «сво­лочь» - не ру­га­тель­ство. Оно озна­ча­ет «спут­ни­ки», «со­про­вож­да­ю­щие», то есть тот, кто вла­чит­ся вме­сте с нами, тот, кто при нас. И хоть в на­ча­ле 19 века это слово было гру­бым, оно не было ру­га­тель­ным.

Как же учи­те­ля рас­ста­ют­ся со своим ме­стом? Враль­ман про­сит, чтобы его вер­ну­ли на козлы, и Ста­ро­дум ему го­во­рит: «Да ты небось и отвык то от ку­чер­ской служ­бы, пока учи­тель­ство­вал?»  На что Враль­ман от­ве­ча­ет за­ме­ча­тель­ной фра­зой: «Эй, нет, мой па­тюш­ка! Шиучи с стеш­ни­ми хос­по­та­ми, ка­са­лось мне, што я фсе с ло­шат­ка­ми». (То есть со ско­та­ми).

Чест­ный Цы­фир­кин ни­че­го не про­сит. Мит­ро­фан ведь ни­че­го не пе­ре­нял. За что тут брать? А Ку­тей­кин го­во­рит, что надо бы рас­честь­ся. Дей­стви­тель­но, он ходил, учил, время и силы по­тра­че­ны. Но когда ему пред­ла­га­ют рас­честь­ся с самой гос­по­жой, тут Ку­тей­кин от всего от­ре­ка­ет­ся. Это тоже свой­ство клас­си­че­ской ко­ме­дии. Каж­дая, даже кро­хот­ная линия, каж­дый пер­со­наж дол­жен свой путь ис­чер­пать. Он дол­жен найти себе окон­ча­тель­ное место. Ни­ка­ких недо­го­во­рен­но­стей,  как, на­при­мер, у Че­хо­ва. Итак, Мит­ро­фан пошел слу­жить. Про­ста­ко­ва ли­ше­на име­ния и от­стра­не­на от управ­ле­ния, и мы видим в этом «зло­нра­вия до­стой­ные плоды». Ско­ти­ни­ну го­во­рит­ся пе­ре­дать всем Ско­ти­ни­ным, что ожи­да­ет зло­нрав­ных. Так в кон­тек­сте од­но­го част­но­го слу­чая чи­та­ет­ся об­ра­ще­ние ко всем тем, кто за­слу­жи­ва­ет по­доб­но­го ис­хо­да.

Вопросы к конспектам

1. Вы­учи­те все незна­ко­мые слова из VII-VIII яв­ле­ний ко­ме­дии «Недо­росль».

2. Вы­пи­ши­те 10-15 афо­риз­мов из VII-VIII яв­ле­ний.

3. * Пе­ре­ска­жи­те VII и VIII яв­ле­ния.

Последнее изменение: Понедельник, 12 Июнь 2017, 00:12