А.А. Блок. Поэма "Двенадцать"

 Вступление

Для Блока ре­во­лю­ция яв­ля­лась воз­рож­де­ни­ем духа му­зы­ки. Тема «ги­бе­ли ста­ро­го мира», бур­жу­аз­ная ци­ви­ли­за­ция вы­зы­ва­ла у него со­дро­га­ния. Этот мир ему ка­зал­ся страш­ным и дол­жен был по­гиб­нуть. Так рож­да­ет­ся идея – на­пи­сать о своих чув­ствах и раз­мыш­ле­ни­ях про­из­ве­де­ние.

 Предыстория

Для него Ок­тябрь­ская ре­во­лю­ция была не столь­ко боль­ше­вист­ским со­бы­ти­ем, сколь­ко некой гра­ни­цей между ци­ви­ли­за­ци­я­ми. Он пишет в пись­ме З. Гип­пи­ус: « Неуже­ли Вы не зна­е­те, что Рос­сии не будет, так же как и не стало Рима…? Так же не будет Ан­глии, Гер­ма­нии, Фран­ции. Что мир уже пе­ре­стро­ил­ся? Что «ста­рый мир» уже рас­пла­вил­ся?»

Рис. 1.  З. Гип­пи­ус

Для Блока ре­во­лю­ция – это спо­соб пе­ре­во­ро­та, ко­то­рый  «рас­пла­вит ста­рый мир». Поэма «Две­на­дцать» - это то, что услы­шал Блок в ре­во­лю­ции. К В. Мо­чуль­ский (ис­сле­до­ва­тель твор­че­ства Блока) ска­зал: « Тем­ная ночь ре­во­лю­ции, две­на­дцать раз­бой­ни­ков, кро­ва­вая рас­пра­ва, гра­бе­жи и убий­ства, «гул кру­ше­ния ста­ро­го мира», и все же это «гимн к ра­до­сти»; звуки, ритмы поэмы пьяны хме­лем сво­бо­ды, раз­нуз­дан­ны  и без­удерж­ны, как взбун­то­вав­ша­я­ся сти­хия».

В. Ма­я­ков­ский  спро­сил мне­ние Блока о ре­во­лю­ции, тот от­ве­тил, что нра­вит­ся, толь­ко биб­лио­те­ку со­жгли.  Блока по­тря­са­ют смер­ти Шин­га­ре­ва и Ф. Ко­кош­ки­на.

(чи­тать по­дроб­нее)

Поэт пишет: «Внут­ри все дро­жит». Имен­но в это день он начал пи­сать поэму «Две­на­дцать».

Уж я но­жич­ком

По­лос­ну, по­лос­ну!..

 

Рис. 2. Ил­лю­стра­ция к поэме «Две­на­дцать»

Так на­чи­на­ет­ся поэма.

Алек­сандр Блок в своей поэме «Две­на­дцать» обо­зна­чил три ос­нов­ные силы, три мира. Три, а не два, как это можно было бы пред­по­ла­гать. На­ря­ду с ге­ро­я­ми «страш­но­го» и «ста­ро­го» мира и крас­но­гвар­дей­ца­ми есть ещё одна сила, свет­лая и чи­стая, во­пло­щён­ная в об­ра­зе Иису­са Хри­ста. Мы видим, что от­но­ше­ние Блока к ре­во­лю­ции и рож­де­нию но­во­го мира да­ле­ко не од­но­знач­но.

 Поэма «Двенадцать». Образы

Блок вскры­ва­ет в поэме страш­ную прав­ду «очи­сти­тель­ной силы ре­во­лю­ции»: ан­ти­гу­ман­ность, все­об­щую озлоб­лен­ность, про­яв­ле­ние в че­ло­ве­ке ни­зо­стей и по­ро­ков. Как след­ствие – по­те­ря чи­стых че­ло­ве­че­ских чувств и «имени свя­то­го», нена­висть и кровь.

Автор не стре­мит­ся на­деть на го­ло­вы крас­но­гвар­дей­цев «вен­чи­ки из роз», а, на­про­тив, при­креп­ля­ет им на спину «буб­но­вый туз» – знак ка­торж­ни­ков. Но в то же время Блок не то­ро­пит­ся об­ви­нять их во всех гре­хах люд­ских, под­чёр­ки­вая нега­тив­ное вли­я­ние «ста­ро­го» мира с его бес­че­ло­веч­ной мо­ра­лью: прав тот, у кого власть.

В поэме «Две­на­дцать» как от­ра­же­ние трёх сил мы на­блю­да­ем три­един­ство неба, ветра и земли. Каж­дая из этих со­став­ля­ю­щих имеет свой сим­вол и цвет. Небо бело от от­ра­жа­ю­ще­го­ся в нём снега, а Иисус Хри­стос – сим­вол этой небес­ной чи­сто­ты. Земля «окра­ше­на» в чёр­ный цвет, цвет «страш­но­го» мира, и во­пло­ще­ние чёр­но­го – бур­жуй, «дама в ка­ра­ку­ле», «пи­са­тель-ви­тия», поп. А вот крас­ный цвет – это ветер ре­во­лю­ции, он «кру­тит по­до­лы, про­хо­жих косит».

Срав­не­ние  ста­рой, до­ре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии со ста­рым «ше­лу­ди­вым» псом не слу­чай­но. Неза­дол­го до на­пи­са­ния поэмы Блок об­ра­щал­ся к гё­тев­ско­му «Фа­усту». Фауст перед яв­ле­ни­ем ему дья­во­ла по­до­брал на улице чёр­но­го пу­де­ля. (Это оли­це­тво­ре­ние са­та­ны неод­но­крат­но встре­ча­ет­ся в про­из­ве­де­ни­ях как за­ру­беж­ных, так и рус­ских пи­са­те­лей.) Ви­ди­мо, этот гё­тев­ский пу­дель и стал про­то­ти­пом «ше­лу­ди­во­го пса», а вме­сте с ним и всего «ста­ро­го» и «страш­но­го» мира.

Что же ка­са­ет­ся об­ра­за «две­на­дца­ти», то тут мне­ния ис­сле­до­ва­те­лей твор­че­ства Блока рас­хо­дят­ся: одни срав­ни­ва­ют пикет крас­но­гвар­дей­цев с две­на­дца­тью апо­сто­ла­ми Хри­ста, дру­гие – с две­на­дца­тью раз­бой­ни­ка­ми ата­ма­на Ку­де­я­ра из поэмы Н.А. Некра­со­ва. Сам Блок го­во­рил, что ему про­сто по­нра­ви­лось это число, к тому же пикет крас­но­гвар­дей­цев из­на­чаль­но со­сто­ял из две­на­дца­ти че­ло­век. Две­на­дцать крас­но­гвар­дей­цев уве­рен­ным, ничем и никем не сби­ва­е­мым шагом идут по го­ро­ду. Они вполне сли­лись с кро­ва­вым вих­рем ре­во­лю­ции. Раз­бро­да и ша­та­ния в своих рядах они не по­тер­пят. После убий­ства Кать­ки Пет­ру­ха нелов­ко, но чест­но, по-че­ло­ве­че­ски рас­ка­и­ва­ет­ся в со­де­ян­ном и об­ра­ща­ет­ся к то­ва­ри­щам за по­мо­щью. Од­на­ко его рас­ка­я­ние вы­зы­ва­ет в то­ва­ри­щах сна­ча­ла жа­лость, а потом и вовсе злобу и оже­сто­че­ние:

И за­мы­ка­ет­ся круг: сво­бо­да, дан­ная ре­во­лю­ци­ей, по­ро­ди­ла ещё более страш­ный мир. Те­перь людей, слив­ших­ся в кро­ва­во-крас­ном вихре, труд­но оста­но­вить (если во­об­ще это воз­мож­но), по­то­му что они мстят за своё про­шлое всем под­ряд. Вот где чётко про­сле­жи­ва­ет­ся их креп­кая связь со «страш­ным» миром, пёс «ше­лу­ди­вый» никак не от­ста­ёт.

Но вот в этом круге по­яв­ля­ет­ся кто-то, кого сна­ча­ла при­ни­ма­ют за врага. Пока он не виден, при­зра­чен. И толь­ко в самом фи­на­ле поэмы этот кто-то пред­ста­нет перед всеми в об­ра­зе Хри­ста. Но до этого мо­мен­та неяс­но, кто возь­мёт в руки флаг ре­во­лю­ции и по­ве­дёт людей даль­ше: Бог или дья­вол. И, беря в руки кро­ва­вый флаг, Хри­стос Спа­си­тель воз­ла­га­ет на Себя грехи ре­во­лю­ции и вы­во­дит за­блуд­ших из мрака и кро­во­про­ли­тия.

Все три силы, как в па­но­ра­ме, про­хо­дят перед нами в фи­на­ле поэмы: впе­ре­ди «в белом вен­чи­ке из роз» Иисус Хри­стос, за Ним «идут дер­жав­ным шагом» две­на­дцать крас­но­гвар­дей­цев, «по­за­ди – го­лод­ный пёс». Но идёт Хри­стос не по земле, а «неж­ной по­сту­пью на­д­вьюж­ной».

Имен­но в об­ра­зе Хри­ста, «с кро­ва­вым фла­гом» в руках, «неж­ной по­сту­пью на­д­вьюж­ной» увле­ка­ю­ще­го за Собой греш­ных людей, и во­пло­тил Блок и своё ожи­да­ние ре­во­лю­ции, и свою веру в её очи­сти­тель­ную силу, и своё разо­ча­ро­ва­ние в ней, и об­ре­те­ние новой веры – веры в нрав­ствен­ное пе­ре­рож­де­ние людей: через лю­бовь и про­ще­ние воз­ро­дит­ся че­ло­век к новой жизни.

Поэма от­кры­ва­ет­ся кар­ти­ной зим­не­го, тре­вож­но на­сто­ро­жен­но­го Пет­ро­гра­да, по ко­то­ро­му про­но­сит­ся ветер - злой, ве­се­лый, бес­по­щад­ный. На­ко­нец-то он вы­рвал­ся на волю и может вдо­сталь по­гу­лять на про­сто­ре!.. Он сей­час ис­тин­ный хо­зя­ин этих пло­ща­дей, улиц, за­ко­ул­ков, он за­ви­ва­ет вихри бе­ло­го снега, и про­хо­жим так труд­но, а то и невоз­мож­но усто­ять под его по­ры­ва­ми и уда­ра­ми, под его неисто­вым на­тис­ком. Это ветер в самом пря­мом и бук­валь­ном смыс­ле слова, но он же яв­ля­ет­ся и сим­во­лом раз­гу­ляв­шей­ся и бес­по­щад­ной сти­хии, в ко­то­рой для поэта во­пло­ща­ет­ся дух ре­во­лю­ции, ее гроз­ная и пре­крас­ная му­зы­ка. Горе тем, кто за­хо­чет про­ти­вить­ся ей и снова за­гнать ее в под­по­лье: он по­гиб­нет в ее неукро­ти­мом по­то­ке, - и со­зда­те­ля «Две­на­дца­ти» мы видим в поэме как вос­тор­жен­но­го певца неукро­ти­мой сти­хии. На­прас­но пы­та­ют­ся при­вер­жен­цы про­шло­го скле­ить об­лом­ки раз­би­то­го вдре­без­ги, бо­роть­ся с раз­бу­ше­вав­шей­ся вью­гой - их по­ту­ги неле­пы и смеш­ны, ибо нет такой силы в мире, ко­то­рая могла бы по­вер­нуть ко­ле­со ис­то­рии вспять, на ста­рую, уже до конца прой­ден­ную колею!

Об­ра­зы людей, ока­зав­ших­ся пол­ны­ми банк­ро­та­ми, глу­хи­ми к ве­ли­ча­во­му и гроз­но­му гулу по­то­ка ре­во­лю­ции, вы­ве­де­ны в поэме с огром­ной са­ти­ри­че­ской силой. Здесь ху­дож­ник раз­об­ла­ча­ет все их убо­же­ство, бес­си­лие, их рас­те­рян­ность перед лицом небы­ва­лых ис­то­ри­че­ских со­бы­тий, все, что де­ла­ет неве­ро­ят­но неле­пы­ми и смеш­ны­ми их пре­тен­зии на то, чтобы остать­ся «хо­зя­е­ва­ми жизни», теми «вла­сти­те­ля­ми дум», ка­ки­ми они до­то­ле во­об­ра­жа­ли себя.

Пусть они темны и неве­же­ствен­ны, пусть их руки в крови и грязи и сами они еще не со­зна­ют до конца всей вы­со­ты и свя­то­сти сво­е­го по­дви­га, сво­е­го ве­ли­ко­го дела, но они неуклон­но и без­за­вет­но слу­жат ему; что бы они ни ду­ма­ли, о чем бы ни го­во­ри­ли, чем бы ни были сей­час за­ня­ты или раз­вле­че­ны - они все равно неиз­мен­но и неиз­беж­но воз­вра­ща­ют­ся к мысли о нем, тре­во­жат­ся о нем и, как гро­хот бур­но­го и неукро­ти­мо­го по­то­ка, оно вры­ва­ет­ся в их раз­го­во­ры, по­кры­вая все дру­гие зву­ча­ния, не дает от­влечь­ся ни на ми­ну­ту, ибо и сами «две­на­дцать» це­ли­ком за­хва­че­ны пылом и па­фо­сом борь­бы с «неуго­мон­ным вра­гом».

Рис. 3. Кать­ка из поэмы «Две­на­дцать»

Вот по­че­му их раз­го­вор о Кать­ке, об из­ме­нив­шем им сол­да­те Вань­ке, не от­ли­ча­ю­щий­ся из­лиш­ней при­стой­но­стью, сме­ня­ет­ся ру­жей­ной паль­бой («Тра-та-та!»), снова на­по­ми­на­ю­щей о том самом глав­ном, ради чего «наши ре­бя­та», герои поэмы, пошли «в крас­ной гвар­дии слу­жить»:

То­ва­рищ, вин­тов­ку держи, не трусь!

Паль­нем-ка пулей в Свя­тую Русь -

В кон­до­вую,

В из­бя­ную,

В тол­сто­за­дую!

Те­перь при­ш­ла пора раз­де­лать­ся со всеми ста­ры­ми по­ряд­ка­ми, со сми­ре­ни­ем, с по­кор­но­стью, «свя­то­стью», с духом непро­тив­ле­ния злу - имен­но в него го­то­вы «паль­нуть пулей» герои Блока. Они ясно осо­зна­ют, что мно­гим из них не пе­ре­жить тех со­бы­тий, ко­то­рые ныне со­тря­са­ют весь мир, - вот по­че­му их раз­го­вор, на­ча­тый с самых бы­то­вых и даже низ­мен­ных пред­ме­тов, при­об­ре­та­ет со­всем иной ха­рак­тер; в него неиз­беж­но вры­ва­ют­ся мо­ти­вы ши­ро­чай­ше­го об­ще­ствен­но­го мас­шта­ба, в нем зву­чат воз­зва­ния, об­ра­щен­ные ко всему тру­до­во­му на­ро­ду, впер­вые в мире взяв­ше­му власть в свои руки:

Ре­во­лю­ци­он­ный дер­жи­те шаг!

Неуго­мон­ный не дрем­лет враг!

Эти при­зы­вы, при­ка­зы, ло­зун­ги, под­хва­чен­ные и за­твер­жен­ные, слов­но стро­ки неру­ши­мо­го и свя­то­го за­ве­та, мил­ли­о­на­ми людей труда, сме­ня­ют­ся про­ник­но­вен­ны­ми, ли­ри­че­ски взвол­но­ван­ны­ми раз­мыш­ле­ни­я­ми поэта о судь­бах «две­на­дца­ти», - да и не толь­ко о них, но и обо всех тех, кто своей кро­вью и своей жиз­нью готов за­щи­щать ве­ли­кие за­во­е­ва­ния ре­во­лю­ции:

Как пошли наши ре­бя­та

В крас­ной гвар­дии слу­жить -

В крас­ной гвар­дии слу­жить -

Буйну го­ло­ву сло­жить!

Герои поэмы идут в бой за ре­во­лю­цию «без имени свя­то­го», и их при­сказ­ка - это «эх, эх, без кре­ста!»; они без­бож­ни­ки, у ко­то­рых на­смеш­ку вы­зы­ва­ет даже одно лишь упо­ми­на­ние о Хри­сте, о «спасе»:

- Ох, пурга какая, спасе!

- Петь­ка! Эй, не за­ви­рай­ся!

От чего тебя упас

Зо­ло­той ико­но­стас?

И все же то дело, ко­то­рое они вер­шат, не жалея своей крови и самой жизни, ради бу­ду­ще­го всего че­ло­ве­че­ства, право и свято. Вот по­че­му неви­ди­мый крас­но­гвар­дей­ца­ми бог - в со­гла­сии с воз­зре­ни­я­ми Блока - все же с ними, и во главе их поэт видит одну из ипо­ста­сей бо­же­ства - бо­га-сы­на:

 Образ Христа

...В белом вен­чи­ке из роз -

 Впе­ре­ди - Исус Хри­стос.

  по­сту­пью на­д­вьюж­ной».

Рис. 4. Образ Хри­ста

Имен­но в об­ра­зе Хри­ста,

Если «страш­ный мир» яв­лял­ся в гла­зах поэта во­пло­ще­ни­ем зла, тонул в «де­мо­ни­че­ском мраке», то, зна­чит, силы про­ти­во­сто­я­щие ему и раз­ру­ша­ю­щие его, не могут не быть в конце кон­цов доб­ры­ми, свет­лы­ми, свя­ты­ми, как бы ни была непри­гляд­на та или иная их ви­ди­мость; вот по­че­му поэт го­во­рит не про­сто о злобе, ки­пя­щей в груди ге­ро­ев его поэмы, но о «свя­той злобе», - а во­пло­ще­ни­ем свя­то­сти в гла­зах Блока яв­лял­ся образ Хри­ста, каким поэт и стре­мил­ся «освя­тить» ре­во­лю­цию.

Хри­стос в поэме Блока - это за­ступ­ник всех угне­тен­ных и обез­до­лен­ных, всех, кто был неко­гда «за­гнан и забит», несу­щий с собою «не мир, но меч» и при­шед­ший для того, чтобы по­ка­рать их при­тес­ни­те­лей и угне­та­те­лей. Этот Хри­стос-во­пло­ще­ние самой спра­вед­ли­во­сти, на­хо­дя­щей свое выс­шее вы­ра­же­ние в ре­во­лю­ци­он­ных ча­я­ни­ях и де­я­ни­ях на­ро­да, - ка­ки­ми бы су­ро­вы­ми и даже же­сто­ки­ми ни вы­гля­де­ли они в гла­зах иного сен­ти­мен­таль­но на­стро­ен­но­го че­ло­ве­ка. Вот тот Хри­стос, с ко­то­рым, сами того не ведая, идут крас­но­гвар­дей­цы, герои поэмы Блока. Ко­неч­но, такая трак­тов­ка во­про­сов мо­ра­ли вы­зва­на иде­а­ли­сти­че­ски­ми пред­рас­суд­ка­ми поэта, - но и их сле­ду­ет при­нять во вни­ма­ние, если мы хотим уяс­нить образ, за­вер­ша­ю­щий его поэму.

Рис. 5. Ил­лю­стра­ция к поэме «Две­на­дцать»

Все дей­ствие поэмы стре­ми­тель­но раз­ви­ва­ет­ся, слов­но под­го­ня­е­мое по­ры­ва­ми неукро­ти­мой бури, и образ вьюги, пурги, ме­те­ли, без­удерж­но раз­гу­ляв­шей­ся сти­хии слов­но бы об­рам­ля­ет здесь все со­бы­тия - от на­ча­ла до тор­же­ствен­но­го их за­вер­ше­ния; ее гул, ее по­свист, ее вой и со­став­ля­ют гроз­ный хор, со­про­вож­да­ю­щий все пе­ри­пе­тии тра­ге­дии, про­ис­хо­дя­щей на наших гла­зах «на всем бо­жьем свете». Неукро­ти­мый ветер вры­ва­ет­ся в поэму, окры­ля­ет или сби­ва­ет с ног ее ге­ро­ев, ста­но­вит­ся одним из самых ак­тив­ных пер­со­на­жей, - и слов­но бы имен­но этим «нестрой­ным вих­рем» опре­де­ля­ет­ся строй поэмы, ее ха­рак­тер - страст­ный, по­ры­ви­стый, без­удерж­ный, сме­та­ю­щий любой за­ра­нее за­дан­ный пре­дел и самым неожи­дан­ным об­ра­зом из­ме­ня­ю­щий те­че­ние по­вест­во­ва­ния. Это по-сво­е­му от­кли­ка­ет­ся в зву­ча­нии стиха - рас­ко­ван­но­го, сво­бод­но­го, необы­чай­но сме­ло­го, раз­го­вор­но-непри­нуж­ден­но­го, чуж­до­го каким бы то ни было за­ра­нее уста­нов­лен­ным ка­но­нам и раз­ме­рам; поэт готов ис­поль­зо­вать или от­бро­сить любой из них - лишь бы это со­от­вет­ство­ва­ло прав­де жи­во­го, непо­сред­ствен­но­го и по­сто­ян­но ме­ня­ю­ще­го­ся чув­ства; так сти­хия ветра ста­но­вит­ся и сти­хи­ей самой поэмы.

Поэма по­ра­зи­тель­на такою внут­рен­ней ши­ро­той, слов­но вся раз­гне­ван­но бу­шу­ю­щая, толь­ко что по­рвав­шая ве­ко­вые путы, омы­тая кро­вью Рос­сия вме­сти­лась на ее стра­ни­цах - со сво­и­ми стрем­ле­ни­я­ми, раз­ду­мья­ми, ге­ро­и­че­ски­ми по­ры­ва­ми в нео­гляд­ную даль, эта Рос­сия-бу­ря, Рос­сия-ре­во­лю­ция, Рос­сия - новая на­деж­да всего че­ло­ве­че­ства - вот та ге­ро­и­ня Блока, мо­гу­ще­ство ко­то­рой при­да­ет огром­ное зна­че­ние его поэме.

Таким вы­со­ким был твор­че­ский подъ­ем, пе­ре­жи­ва­е­мый по­этом, что еще не успе­ли про­сох­нуть чер­но­ви­ки поэмы «Две­на­дцать», а он уже писал необы­чай­но зна­чи­тель­ное - по своей остро­те и зло­бо­днев­но­сти - сти­хо­тво­ре­ние «Скифы», в ко­то­ром самым при­хот­ли­вым и про­ти­во­ре­чи­вым об­ра­зом со­че­та­лись и острое чув­ство со­вре­мен­но­сти, за­став­ля­ю­щее поэта бро­сать вызов ев­ро­пей­ской бур­жу­а­зии, ви­дев­шей в Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ции смер­тель­ную угро­зу для себя, и явно иде­а­ли­сти­че­ские, из­дав­на при­су­щие поэту пред­рас­суд­ки; сти­хо­тво­ре­ние Блока носит на себе пе­чать воз­зре­ний В. Со­ло­вье­ва на Рос­сию, как «щит» между Во­сто­ком и За­па­дом, и поэт го­во­рит, об­ра­ща­ясь к своим со­вре­мен­ни­кам-ев­ро­пей­цам:

Ми­льо­ны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.

По­про­буй­те, сра­зи­тесь с нами!

Да, скифы - мы! Да, ази­а­ты - мы, -

С рас­ко­сы­ми и жад­ны­ми очами!

Поэт уве­ря­ет: если Ев­ро­па не от­клик­нет­ся на при­зыв его «вар­вар­ской лиры», при­гла­ша­ю­щей ее «на брат­ский пир труда и мира», тогда она будет иметь дело «с мон­голь­ской дикою ордою», ко­то­рая ни­че­го не оста­вит от ее Пе­сту­мов, от ее мно­го­ве­ко­вой куль­ту­ры, от са­мо­го ее су­ще­ство­ва­ния. Вме­сте с тем поэт на­стой­чи­во и неот­ступ­но об­ра­щал­ся к на­ро­дам за­пад­но­ев­ро­пей­ских стран, гос­под­ству­ю­щие клас­сы ко­то­рых уже за­мыш­ля­ли по­хо­ды про­тив ре­во­лю­ции, с вдох­но­вен­ным и ве­ли­ко­душ­ным при­зы­вом:

При­ди­те к нам! От ужа­сов войны

При­ди­те в мир­ные объ­я­тья!

Пока не позд­но - ста­рый меч в ножны,

То­ва­ри­щи! Мы ста­нем - бра­тья!

Но на при­гла­ше­ние на «пир труда и мира» пра­ви­тель­ства за­пад­но­ев­ро­пей­ских стран от­ве­ти­ли ак­тив­ной под­держ­кой бе­ло­гвар­дей­ских пол­чищ, контр­ре­во­лю­ци­он­ных вос­ста­ний, уси­лен­ной под­го­тов­кой к ин­тер­вен­ции, ко­то­рая и была вско­ре осу­ществ­ле­на ими в огром­ных мас­шта­бах, раз­вер­ну­лась от Чер­но­го моря до Бе­ло­го, от Бал­ти­ки до Ти­хо­го оке­а­на, на фрон­тах про­тя­жен­но­стью во мно­гие и мно­гие ты­ся­чи верст.

Здесь важно под­черк­нуть, что поэт, по-сво­е­му, со своих по­зи­ций под­дер­жи­вая мир­ную по­ли­ти­ку и мир­ную ини­ци­а­ти­ву боль­ше­ви­ков, при­хо­дил к вер­но­му вы­во­ду: прав­да - с боль­ше­ви­ка­ми, с вой­ной надо кон­чать, а те, кто хочет вести войну «до по­бед­но­го конца», - это и по­и­стине люди, «опо­зо­рив­шие себя», «изо­лгав­ши­е­ся», недо­стой­ные зва­ния че­ло­ве­ка (го­во­ря сло­ва­ми са­мо­го поэта).

29 ян­ва­ря 1918 года Блок пишет « Се­год­ня я – гений». Но после этого он пе­ре­стал слу­шать «му­зы­ку ре­во­лю­ции».

 Заключение

Поэма «Две­на­дцать» фор­маль­но не вхо­дит в бло­ков­скую «три­ло­гию», но, свя­зан­ная с ней мно­ги­ми ни­тя­ми, она стала новой и выс­шей сту­пе­нью его твор­че­ско­го пути. «…Поэма на­пи­са­на в ту ис­клю­чи­тель­ную и все­гда ко­рот­кую пору, когда про­но­ся­щий­ся ре­во­лю­ци­он­ный цик­лон про­из­во­дит бурю во всех морях – при­ро­ды, жизни и ис­кус­ства». Вот эта «буря во всех морях» и нашла свое сгу­щен­ной вы­ра­же­ние в поэме. Все ее дей­ствие раз­вер­ты­ва­ет­ся на фоне раз­гу­ляв­ших­ся при­род­ных сти­хий. Но ос­но­ва со­дер­жа­ния этого про­из­ве­де­ния – «буря» в море жизни.

 Дополнительно. Отзывы современников о поэме «Двенадцать»

Поэма Блока «Две­на­дцать» в вос­при­я­тии со­вре­мен­ни­ков Блока. Строя сюжет поэмы, Блок ши­ро­ко ис­поль­зу­ет прием кон­тра­ста.

Поэма «Две­на­дцать» сразу же после опуб­ли­ко­ва­ния вы­зва­ла самые про­ти­во­ре­чи­вые от­кли­ки.

«Поэма про­из­ве­ла целую бурю: два те­че­ния, одно вос­тор­жен­но-со­чув­ствен­ное, дру­гое - враж­деб­но-злоб­ству­ю­щее - бо­ро­лись во­круг этого про­из­ве­де­ния...» - со­об­ща­ет био­граф поэта М. А Бе­ке­то­ва («Алек­сандр Блок», 1922, стр. 256), и буря, вы­зван­ная этой по­э­мой, не за­ти­ха­ла целые годы.

Рис. 6. К.М. Са­дов­ская. Фото 1900-х.

Даже из вос­по­ми­на­ний наи­бо­лее озлоб­лен­ных вра­гов и кле­вет­ни­ков поэта (не го­во­ря уже о дру­гих ис­точ­ни­ках!) яв­ству­ет, что поэма «Две­на­дцать» пре­вра­ти­лась в со­бы­тие огром­но­го мас­шта­ба и ее стро­ки в годы граж­дан­ской войны стали пла­ка­та­ми, по­лот­ни­ща­ми, ло­зун­га­ми, под­ни­мав­ши­ми­ся над де­мон­стра­ци­я­ми, вид­нев­ши­ми­ся на мча­щих­ся к фрон­там по­ез­дах - и с ними сол­да­ты Крас­ной Армии шли на борь­бу с бе­ло­гвар­дей­ца­ми и ин­тер­вен­та­ми.

 «Зво­нил Есе­нин, рас­ска­зы­вал о вче­раш­нем «утре Рос­сии» в Те­ни­шев­ском зале, Ги­зет­ти и толпа кри­ча­ли по ад­ре­су его, А. Бе­ло­го и моему – «из­мен­ни­ки». Не по­да­ют руки. Ка­де­ты и Ме­реж­ков­ские злят­ся на меня страш­но...»

После по­яв­ле­ния «Две­на­дца­ти» и ста­тьи «Ин­тел­ли­ген­ция и Ре­во­лю­ция», вы­звав­ших неве­ро­ят­ную ярость в стане контр­ре­во­лю­ции, к ко­то­ро­му при­мкну­ли и мно­гие пи­са­те­ли-ви­тии», он мог ре­ши­тель­но и спо­кой­но ска­зать по их ад­ре­су:

«Гос­по­да, вы ни­ко­гда не знали Рос­сии и ни­ко­гда ее не лю­би­ли!

Прав­да глаза колет».

Здесь под прав­дой Блок под­ра­зу­ме­вал все горь­кое, рез­кое, бес­по­щад­ное, что бро­ше­но им в лицо тем людям, ко­то­рые еще так недав­но ря­ди­лись в тогу гла­ша­та­ев и «про­ро­ков» ре­во­лю­ции, а ныне ярост­но по­но­си­ли ее на всех углах и пе­ре­крест­ках.

 

Вопросы к конспектам