"Мещанин во дворянстве" Мольера как классическая комедия

 Введение

Се­год­ня по­го­во­рим о ко­ме­дии Мо­лье­ра (рис. 1) «Ме­ща­нин во дво­рян­стве». В де­каб­ре 1669 года ко двору фран­цуз­ско­го ко­ро­ля Лю­до­ви­ка XIV при­бы­ло ту­рец­кое по­соль­ство. Ко­роль и двор го­то­ви­лись к этому ви­зи­ту очень ос­но­ва­тель­но и при­ня­ли ту­рец­ко­го посла с необы­чай­ной рос­ко­шью. Но ту­рец­кий посол имел дер­зость ска­зать, что у ту­рец­ко­го сул­та­на кони вы­гля­дят кра­си­вее, чем фран­цуз­ский ко­роль. Лю­до­вик был очень задет этим ви­зи­том. Мо­льер взял­ся со­чи­нить «ту­рец­кие сцены» и вста­вить их в ко­ме­дию.

Рис. 1. Жан Ба­тист Мо­льер

В 1670 году спек­такль уже иг­рал­ся на сцене, и Мо­льер ис­пол­нял роль Жур­де­на. В цен­тре пьесы огра­ни­чен­ный, тще­слав­ный ме­ща­нин-бур­жуа. Если пе­ре­во­дить до­слов­но, то на­зва­ние пьесы зву­ча­ло как «Бур­жуа-дво­ря­нин». Ме­ща­нин, ко­то­рый во что бы то ни стало хочет пре­вра­тить­ся в дво­ря­ни­на. Эта на­вяз­чи­вая идея ме­ша­ет сча­стью его до­че­ри, вы­зы­ва­ет осуж­де­ние всех здра­во­мыс­ля­щих людей. В ко­неч­ном счете, эту идею ис­поль­зу­ет слуга Ко­вьель, ко­то­рый устра­и­ва­ет же­нить­бу «сына сул­та­на» с до­че­рью Жур­де­на.

Со­ци­аль­ная сто­ро­на ко­ме­дии до­ста­точ­но ин­те­рес­на. И несмот­ря на то, что дво­рян­ства уже давно нет во мно­гих стра­нах, эта пьеса Мо­лье­ра до сих пор ста­вит­ся на сцене.

 Анализ комедии «Мещанин во дворянстве»

Жур­ден и его жена – по­чтен­ные бур­жуа, как и ро­ди­те­ли Мо­лье­ра. Так что же вы­сме­и­ва­ет автор, по­ми­мо ма­ни­а­каль­но­го же­ла­ния Жур­де­на стать дво­ря­ни­ном? Если мы пой­мем, на что на­прав­ле­на эта ко­ме­дия, то тогда раз­бе­рем­ся, что же пред­ла­га­ет Мо­льер.

С одной сто­ро­ны, ко­ме­дию можно про­честь в духе клас­си­циз­ма, в ко­то­ром все по­стро­е­но на жест­кой иерар­хии. С дру­гой сто­ро­ны, Коль­бер, ми­нистр при дворе Лю­до­ви­ка XIV, тоже вы­хо­дец из бур­жуа.

Все че­сто­лю­бие Жур­де­на за­клю­ча­ет­ся в том, что он хочет стать по­хо­жим на дво­ря­ни­на и со вре­ме­нем даже на­чи­на­ет сты­дить­ся своих ро­ди­те­лей. Жур­де­на ду­ра­чат все.

Кроме того, важ­ным пер­со­на­жем яв­ля­ет­ся гос­по­жа Жур­ден: она не толь­ко во­пло­ще­ние здра­во­го смыс­ла, но и об­ла­да­тель­ни­ца чув­ства соб­ствен­но­го до­сто­ин­ства. Она часто го­во­рит, что дело со­вер­шен­но не в при­над­леж­но­сти к ка­ко­му-ли­бо со­сло­вию, а в том, что че­ло­век, доб­ро­со­вест­но вы­пол­ня­ю­щий свои обя­зан­но­сти, имеет право гор­дить­ся своим со­сло­ви­ем. Таким об­ра­зом, Кле­онт ни­чуть не хуже, а даже лучше До­ран­та, ко­то­рый яв­ля­ет­ся недоб­ро­со­вест­ным и плу­то­ва­тым че­ло­ве­ком. До­ри­ме­на охот­но при­ни­ма­ет по­дар­ки. При­чем До­рант дарит эти по­дар­ки от сво­е­го имени, не ссы­ла­ясь на Жур­де­на, ко­то­рый их по­сы­ла­ет До­ри­мене.

Но обыч­но при по­ста­нов­ке пьесы кон­траст между жу­ли­ко­ва­тым дво­рян­ством и чест­ны­ми бур­жуа прак­ти­че­ски сво­дят к нулю. На пер­вый план вы­сту­па­ет ко­ме­дия ха­рак­те­ров.

Одной из важ­ных сцен яв­ля­ет­ся та, в ко­то­рой Жур­ден при­ме­ря­ет новые ко­стю­мы. И дело даже не в от­кро­вен­ной неле­по­сти его на­ря­да, а в том, что этот ко­стюм ста­но­вит­ся зна­ком со­ци­аль­ной роли. Мы иг­ра­ем в спек­так­ле под на­зва­ни­ем «Жизнь», и на каж­дом из нас надет ко­стюм, каж­дый из нас иг­ра­ет неко­то­рую роль, а кое-кто и несколь­ко.

В ко­ме­дии все­гда при­сут­ству­ет лю­бов­ная линия и почти все­гда у героя есть дочь, лю­бя­щая мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го не одоб­ря­ет ее отец. И ге­рой-ма­ньяк хочет вы­дать ее за ко­го-то дру­го­го, в дан­ном слу­чае за мар­ки­за.

«Тар­тюф»

«Тар­тюф» – одна из самых зна­ме­ни­тых пьес Мо­лье­ра (рис. 2). Для того чтобы по­нять эту пьесу, важно знать, что в Па­ри­же вре­мен Лю­до­ви­ка XIV су­ще­ство­ва­ла тай­ная по­ли­ти­че­ски-ре­ли­ги­оз­ная ор­га­ни­за­ция ари­сто­кра­тов и ду­хов­ных лиц – «Об­ще­ство свя­тых даров». Эта ор­га­ни­за­ция сле­ди­ла за со­блю­де­ни­ем ор­то­док­саль­но­го ка­то­ли­циз­ма. Во главе этой ор­га­ни­за­ции сто­я­ли ко­ро­ле­ва-мать и ар­хи­епи­скоп.

Рис. 2. За­глав­ная стра­ни­ца ко­ме­дии Мо­лье­ра «Тар­тюф»

Пер­вый ва­ри­ант пьесы «Тар­тюф» со­сто­ял из трех актов, и глав­ный герой был свя­щен­ник-ли­це­мер. У бо­га­то­го бур­жуа Ор­го­на до­че­ри нет, но есть мо­ло­дая жена, за ко­то­рой и уха­жи­ва­ет Тар­тюф. Когда сын Ор­го­на узна­ет об из­мене ма­че­хи, то Тар­тюф ловко ухо­дит от ка­ких-ли­бо об­ви­не­ний.

Пьеса была по­став­ле­на, но после пер­во­го пред­став­ле­ния за­пре­ще­на Об­ще­ством свя­тых даров. Через неде­лю после за­пре­ще­ния пьесы про­изо­шла за­нят­ная ис­то­рия.

В то время, когда воз­ник «Тар­тюф», ита­льян­цы сыг­ра­ли фарс «Ска­ра­муш-от­шель­ник», в ко­то­ром в крайне от­ри­ца­тель­ном свете был изоб­ра­жен монах. Ко­роль, все еще пре­бы­вав­ший в со­сто­я­нии недо­уме­ния по по­во­ду ис­то­рии с «Тар­тю­фом», ска­зал Конде после по­се­ще­ния «Ска­ра­му­ша» у ита­льян­цев:
– Я не по­ни­маю, по­че­му они так на­бро­си­лись на «Тар­тю­фа»? Ведь в «Ска­ра­му­ше» со­дер­жат­ся го­раз­до более рез­кие вещи.
– Это по­то­му, ваше ве­ли­че­ство, – от­ве­тил ему Конде, – что в «Ска­ра­му­ше» автор сме­ет­ся над небом и ре­ли­ги­ей, до ко­то­рых этим гос­по­дам нет ни­ка­ко­го дела, а в «Тар­тю­фе» Мо­льер сме­ет­ся над ними са­ми­ми. Вот по­че­му они так разъ­яри­лись, сир!

И после дол­гих сра­же­ний за пьесу она все-та­ки снова была по­став­ле­на на сцене. 9 фев­ра­ля 1669 года была по­став­ле­на имен­но та вер­сия, ко­то­рую мы знаем.

Ин­те­рес­но то, что в пьесе все за­кан­чи­ва­ет­ся вме­ша­тель­ством ко­ро­ля, когда уже ка­жет­ся, что из­ме­нить ни­че­го нель­зя. Оргон, до­ве­ря­ю­щий ли­це­ме­ру, хочет вы­дать за него замуж свою дочь, пе­ре­пи­сы­ва­ет на него дар­ствен­ную на дом и до­ве­ря­ет Тар­тю­фу одну очень пи­кант­ную тайну. Один из дру­зей Ор­го­на, ко­то­рый участ­ву­ет в за­го­во­ре про­тив ко­ро­ля, уез­жая, остав­ля­ет ему лар­чик с опас­ны­ми бу­ма­га­ми, ко­то­рые позже по­па­да­ют в руки Тар­тю­фа.

Так ли иначе все за­кан­чи­ва­ет­ся тем, что вме­сте с Тар­тю­фом при­хо­дит офи­цер. В итоге Оргон боль­ше не хо­зя­ин в своем доме, по при­чине связи с за­го­вор­щи­ком он дол­жен от­прав­лять­ся в тюрь­му. И тогда, когда Тар­тюф уже пол­но­стью уве­рен в своем тор­же­стве и при­ка­зы­ва­ет офи­це­ру при­сту­пать к своим обя­зан­но­стям, ко­ро­лев­ский офи­цер за­яв­ля­ет, что не Оргон, а Тар­тюф за­клю­чен под стра­жу. Ока­зы­ва­ет­ся, что ко­роль уже давно сле­дит за Тар­тю­фом и знает обо всех его делах.

Все раз­ре­ша­ет­ся бла­го­да­ря вме­ша­тель­ству го­су­да­ря. И сама ис­то­рия «Тар­тю­фа» го­во­рит о том, что зна­че­ние вме­ша­тель­ство ко­ро­ля не пре­уве­ли­чи­ва­ет­ся, оно дей­стви­тель­но было ре­ша­ю­щим.

Пьеса на­пи­са­на в сти­хо­твор­ной форме. При­сут­ству­ет гру­бая ко­ми­ка, слож­ная ин­три­га. Что ка­са­ет­ся лю­бов­ной линии, то она иден­тич­на лю­бов­ной линии в пьесе «Ме­ща­нин во дво­рян­стве».

Ана­ло­гич­ная лю­бов­ная линия встре­ча­ет­ся и в пьесе «Тар­тюф», и в ко­ме­дии «Мни­мый боль­ной». Это сход­ство неслу­чай­но, на такой лю­бов­ной линии дер­жит­ся пьеса. Лю­бов­ни­ки долж­ны вос­со­еди­нить­ся, несмот­ря ни на какие пре­гра­ды.

«Мни­мый боль­ной»

Мо­льер тя­же­ло болен, ле­кар­ства уже не по­мо­га­ют. В свое по­след­ней пьесе он сме­ет­ся и над вра­ча­ми, и над своей бо­лез­нью.

Глав­ным ге­ро­ем пьесы яв­ля­ет­ся Арган, ко­то­рый одер­жим ипо­хон­дри­ей. У Ар­га­на есть мо­ло­дая жена – Бе­ли­на, ко­то­рая тер­пит его толь­ко из-за на­деж­ды по­лу­чить на­след­ство; Ан­же­ли­ка – стар­шая из его до­че­рей, влюб­лен­ная в Кле­ан­та, и млад­шая дочка, ко­то­рую зовут Лу­и­зон. Арган хочет вы­дать Ан­же­ли­ку про­тив ее воли замуж за врача. Жена Ар­га­на при­во­дит но­та­ри­уса, ко­то­рый пе­ре­пи­шет все его на­след­ство на нее и не оста­вит ни гроша их до­че­рям.

Одним из ин­те­рес­ных мо­мен­тов в ко­ме­дии яв­ля­ет­ся диа­лог между Ар­га­ном и гос­по­ди­ном Диа­фу­а­ру­сом.

«Арган. А вы не име­е­те на­ме­ре­ния, су­дарь, пред­ста­вить его ко двору и там вы­хло­по­тать ему место врача?

Г-н Диа­фу­а­рус. По прав­де го­во­ря, долж­ность врача, со­сто­я­ще­го при ве­ли­ких мира сего, ни­ко­гда не при­вле­ка­ла меня; мне все­гда ка­за­лось, что лучше всего для нас, греш­ных, дер­жать­ся про­стых смерт­ных. С ними куда легче. Вы ни перед кем не от­ве­ча­е­те за свои дей­ствия: надо толь­ко сле­до­вать пра­ви­лам науки, не за­бо­тясь о том, что из этого по­лу­ча­ет­ся. А с ве­ли­ки­ми мира сего это очень хло­пот­ли­во: когда они за­бо­ле­ва­ют, они непре­мен­но хотят, чтобы врач вы­ле­чил их».

Итак, это при­выч­ный Мо­льер. С таким сю­же­том мы уже встре­ча­лись – и сколь­ко раз! Семья, ко­то­рой угро­жа­ет опас­ность из-за безумств упря­мо­го ма­нья­ка, лю­бовь, ко­то­рой чинят пре­пят­ствия и ко­то­рая в итоге пре­одо­ле­ва­ет все пре­гра­ды с по­мо­щью од­но­го из род­ствен­ни­ков и слу­жан­ки. По­след­няя пьеса Мо­лье­ра стоит в этом ряду и за­мы­ка­ет круг, пе­ре­кли­ка­ясь темой с пер­вым его фар­сом.

Бе­ральд, брат Ар­га­на, пы­та­ет­ся вос­ста­но­вить есте­ствен­ный ход вещей – обыч­ный прием у Мо­лье­ра. Бе­ральд уго­ва­ри­ва­ет брата бро­сить все эти пи­люли и кли­сти­ры и по­ехать вме­сте с ним смот­реть ко­ме­дию Мо­лье­ра. Арган и слы­шать не хочет об этом наг­ле­це, ко­то­рый от­кры­то сме­ет­ся над Фа­куль­те­том. Он кри­чит в серд­цах: «Будь я док­тор, я бы ото­мстил ему за его дер­зость. А если бы он за­бо­лел, я бы оста­вил его без вся­кой по­мо­щи. Что бы с ним ни было, я не про­пи­сал бы ему ни еди­но­го кли­сти­риш­ки, ни еди­но­го кро­во­пус­ка­ньиш­ка, а ска­зал бы ему: „По­ды­хай, по­ды­хай! В дру­гой раз не бу­дешь из­де­вать­ся над ме­ди­ци­ной!”»

Слу­жан­ка Ту­а­не­та на­пя­ли­ва­ет на себя док­тор­скую ман­тию, и с этой ми­ну­ты ко­ме­дия явно тя­го­те­ет к фарсу. Ту­а­не­та осмат­ри­ва­ет сво­е­го гос­по­ди­на и непре­ре­ка­е­мым тоном за­яв­ля­ет, что у него не в по­ряд­ке лег­кие. У него болит го­ло­ва? Глаза за­сти­ла­ет? Серд­це щемит? Сла­бость во всем теле? Ко­ли­ки в жи­во­те? Лег­кие! Так Мо­льер из­де­ва­ет­ся над соб­ствен­ны­ми стра­да­ни­я­ми, над своим смер­тель­ным неду­гом. Но вот, по­сме­шив зри­те­лей вдо­воль и за­кру­тив слож­ную ин­три­гу, пора из нее вы­пу­ты­вать­ся. Раз­вяз­ка «Мни­мо­го боль­но­го» сде­ла­на ис­кус­но и легко. Ту­а­не­та пред­ла­га­ет хо­зя­и­ну при­тво­рить­ся мерт­вым, чтобы ис­пы­тать лю­бовь Бе­ли­ны (рис. 3).

Рис. 3. Спек­такль "Мни­мый боль­ной" в Те­ат­ре рус­ской драмы им. Леси Укра­ин­ки 

«Слава тебе гос­по­ди! – вос­кли­ца­ет неж­ная су­пру­га. – На­ко­нец-то я осво­бо­ди­лась от этой обузы! Какая ты глу­пая, Ту­а­не­та, что так огор­ча­ешь­ся!»
И она спе­шит за­нять­ся день­га­ми и бу­ма­га­ми, спря­тан­ны­ми в тай­ни­ке. Чего стоит пре­дан­ность жены, те­перь Ар­га­ну из­вест­но. Ан­же­ли­ка, на­про­тив, вы­ка­зы­ва­ет ис­крен­нюю скорбь, и у ста­ро­го безум­ца от­кры­ва­ют­ся глаза. Он со­гла­ша­ет­ся на брак, но с тем усло­ви­ем, чтобы Кле­ант стал док­то­ром. Мо­ло­дой че­ло­век ради Ан­же­ли­ки на все готов. Но тут снова вме­ши­ва­ет­ся Бе­ральд и со­ве­ту­ет Ар­га­ну са­мо­му сде­лать­ся вра­чом. Мни­мый боль­ной в нере­ши­тель­но­сти, но Бе­ральд на­хо­дит убе­ди­тель­ные для брата ар­гу­мен­ты: стоит на­деть ман­тию – и сразу все узна­ешь про бо­лез­ни и ле­кар­ства: «Когда го­во­рит че­ло­век в ман­тии и ша­поч­ке, вся­кая га­ли­ма­тья ста­но­вит­ся уче­но­стью, а вся­кая глу­пость – ра­зум­ной речью».
А Ту­а­не­та до­бав­ля­ет: «Право, су­дарь, одна ваша бо­ро­да уже много зна­чит: у кого есть бо­ро­да, тот уже на­по­ло­ви­ну док­тор».
Арган будет по­свя­щен в док­то­ра на дому. Эта це­ре­мо­ния до­вер­ша­ет ка­ри­ка­ту­ру на вра­чей. Тут на ма­ка­ро­ни­че­ской ла­ты­ни па­ро­ди­ру­ет­ся про­це­ду­ра при­сво­е­ния док­тор­ско­го зва­ния. Обы­чай и в самом деле тре­бо­вал, чтобы пре­зи­дент и его со­бра­тья об­ме­ни­ва­лись пре­уве­ли­чен­ны­ми ком­пли­мен­та­ми на со­мни­тель­ной ла­ты­ни и за­да­ва­ли со­ис­ка­те­лю неле­пые во­про­сы. Но, ра­зу­ме­ет­ся, син­клит ап­те­ка­рей, хи­рур­гов, кли­сти­ро­нос­цев – чи­стый вы­мы­сел…

17 фев­ра­ля 1673 год Мо­льер до­иг­ры­ва­ет по­став­лен­ную в чет­вер­тый раз ко­ме­дию и уми­ра­ет. Вот как Бор­до­нов об этом пишет: «Мо­льер при­нял – а может быть, и искал – такую смерть со­вер­шен­но со­зна­тель­но. Не то чтоб он, как ста­рый ли­це­дей, хотел со­рвать ап­ло­дис­мен­ты под за­на­вес. На­о­бо­рот, он сде­лал все, что мог, чтобы скрыть свою блед­ность, свои неодо­ли­мо му­чи­тель­ные стра­да­ния, и эта це­ло­муд­рен­ная сдер­жан­ность тоже может слу­жить при­ме­ром. Под­лин­ным его же­ла­ни­ем было – дойти до конца: в ис­кус­стве, в стра­сти. Это нужно ему са­мо­му пре­жде всего – неда­ром он от­верг в свое время со­ве­ты Буало, уве­ще­вав­ше­го его уйти с под­мост­ков. Для Мо­лье­ра было делом чести остать­ся на сцене, уме­реть на сцене, раз уж он из­брал ре­мес­ло ак­те­ра».

 И в пьесе «Ме­ща­нин во дво­рян­стве» по­мо­га­ет слуга вос­со­еди­нить­ся воз­люб­лен­ным. Слуги в про­из­ве­де­ни­ях Мо­лье­ра ста­но­вят­ся ко­ми­че­ской, почти па­ро­дий­ной парой к тому, что про­ис­хо­дит между гос­по­да­ми. При­ве­дем от­ры­вок, в нем важно за­ме­тить, что диа­лог слуг ста­но­вит­ся от­ра­же­ни­ем диа­ло­га гос­под.

«Кле­онт. Так что же срав­нит­ся, Ко­вьель, с ко­вар­ством бес­сер­деч­ной Лю­силь? 
Ко­вьель. А что срав­нит­ся, су­дарь, с ко­вар­ством под­лой Ни­коль?

Кле­онт. И это после та­ко­го пла­мен­но­го са­мо­по­жерт­во­ва­ния, после столь­ких вздо­хов и клятв, ко­то­рые ис­торг­ла у меня ее пре­лесть! 
Ко­вьель. После та­ко­го упор­но­го уха­жи­ва­ния, после столь­ких зна­ков вни­ма­ния и услуг, ко­то­рые я ока­зал ей на кухне! 
Кле­онт. Столь­ких слез, ко­то­рые я про­лил у ее ног! 
Ко­вьель. Столь­ких ведер воды, ко­то­рые я пе­ре­тас­кал за нее из ко­лод­ца! 
Кле­онт. Как пылко я ее любил, – любил до пол­но­го са­мо­заб­ве­ния! 
Ко­вьель. Как жарко было мне, когда я за нее во­зил­ся с вер­те­лом, – жарко до пол­но­го из­не­мо­же­ния! 
Кле­онт. А те­перь она про­хо­дит мимо, явно пре­не­бре­гая мной! 
Ко­вьель. А те­перь она пре­наг­ло по­во­ра­чи­ва­ет­ся ко мне спи­ной!

Кле­онт. Это ко­вар­ство за­слу­жи­ва­ет того, чтобы на нее об­ру­ши­лись кары. 
Ко­вьель. Это ве­ро­лом­ство за­слу­жи­ва­ет того, чтобы на нее по­сы­па­лись опле­ухи».

«Ми­зан­троп»

Для дан­ной ко­ме­дии ха­рак­тер­на осо­бая стран­ность, да­вай­те раз­бе­рем­ся, в чем она про­яв­ля­ет­ся.

По­ря­доч­ный че­ло­век в XVII веке дол­жен был:

- по­ря­доч­но об­хо­дить­ся с да­ма­ми;

- мол­чать о своих по­ло­жи­тель­ных ка­че­ствах, но с го­тов­но­стью хва­лить чужие;

- ни­ко­гда не воз­вы­шать го­ло­са;

- не дол­жен про­по­ве­до­вать.

В со­зна­нии Мо­лье­ра по­ря­доч­ный че­ло­век – это че­ло­век, ко­то­рый от­вер­га­ет любые край­но­сти. Такой че­ло­век до­ста­точ­но сдер­жан, чтобы не вы­став­лять на­по­каз свои чув­ства.

В «Ми­за­н­ро­пе» при­сут­ству­ет такой пра­виль­ный че­ло­век – во­пло­ще­ние нормы. Этого героя зовут Фи­линт. По одну сто­ро­ну от нормы на­хо­дит­ся Дон Жуан, по дру­гую – Аль­цест. Дон Жуан со­вер­шен­но без­нрав­ствен­ный, а Аль­цест слиш­ком нрав­ствен. И на про­тя­же­нии всей ко­ме­дии эти два героя, Аль­цест и Фи­линт, яв­ля­ют­ся пред­ста­ви­те­ля­ми про­ти­во­по­лож­ных по­ня­тий, они пол­но­стью про­ти­во­по­став­ле­ны друг другу.

«Аль­цест

Ни­ма­ло не шучу
И ни­ко­го ща­дить от­ныне не хочу.
Все, что нас при дворе и в свете окру­жа­ет,
Все то, что вижу я, глаза мне раз­дра­жа­ет;
Впа­даю в мрач­ность я и ощу­щаю гнет,
Лишь по­смот­рю кру­гом, как род люд­ской живет!
Везде – пре­да­тель­ство, из­ме­на, плут­ни, льсти­вость,
По­всю­ду гнус­ная царит неспра­вед­ли­вость;
Я в бе­шен­стве, нет сил мне спра­вить­ся с собой,
И вы­звать я б хотел весь род люд­ской на бой...

Фи­линт

О боже мой, к чему такое осуж­де­нье!
К люд­ской при­ро­де вы имей­те снис­хож­де­нье;
Не будем так стро­ги мы к сла­бо­стям люд­ским,
Им пре­гре­ше­ния иные из­ви­ним!
И доб­ро­де­тель­ным быть надо осто­рож­но
Из­лиш­ней стро­го­стью ис­пор­тить дело можно:
Бла­го­ра­зу­мие от край­но­стей бежит
И даже муд­рым быть уме­рен­но - велит.
Су­ро­вость доб­ле­сти ми­нув­ших по­ко­ле­ний
Не в духе наших дней, при­вы­чек и стрем­ле­ний...»

Уже в XVIII веке и в ли­те­ра­ту­ре, и в жизни про­ис­хо­дит пе­ре­осмыс­ле­ние по­ня­тий и ближе по духу людям ста­но­вит­ся Аль­цест.

Как и во всех ко­ме­ди­ях, в «Ме­ща­нине во дво­рян­стве» можно найти ко­ми­че­ский диа­лог.

«Ко­вьель. Не знаю, су­дарь, имею ли я честь быть вам
зна­ко­мым.
Г-н Жур­ден. Нет, су­дарь.
Ко­вьель (по­ка­зы­ва­ет рукой на фут от полу). А я знал вас
еще вот эта­ким.
Г-н Жур­ден. Меня?
Ко­вьель. Да. Вы были пре­лест­ным ре­бен­ком, и все дамы брали
вас на руки и це­ло­ва­ли.
Г-н Жур­ден. Меня? Це­ло­ва­ли?
Ко­вьель. Да. Я был близ­ким дру­гом ва­ше­го по­кой­но­го
ба­тюш­ки.
Г-н Жур­ден. Моего по­кой­но­го ба­тюш­ки?
Ко­вьель. Да. Это был на­сто­я­щий дво­ря­нин.
Г-н Жур­ден. Как вы ска­за­ли?
Ко­вьель, Я ска­зал, что это был на­сто­я­щий дво­ря­нин.
Г-н Жур­ден. Кто, мой отец? .
Ко­вьель. Да.
Г-н Жур­ден. Вы его хо­ро­шо знали?
Ко­вьель. Ну, еще бы!
Г-н Жур­ден. И вы его знали за дво­ря­ни­на?
Ко­вьель. Ра­зу­ме­ет­ся.
Г-н Жур­ден. Вот после этого и верь людям!
Ко­вьель. А что?
Г-н Жур­ден. Есть же такие олухи, ко­то­рые уве­ря­ют, что он
был куп­цом!
Ко­вьель. Куп­цом? Да это явный по­клеп, он ни­ко­гда не был
куп­цом. Ви­ди­те ли, он был че­ло­век весь­ма об­хо­ди­тель­ный, весь­ма
услуж­ли­вый, а так как он от­лич­но раз­би­рал­ся в тка­нях, то
по­сто­ян­но ходил по лав­кам, вы­би­рал, какие ему нра­ви­лись,
при­ка­зы­вал от­не­сти их к себе на дом, а потом раз­да­вал дру­зьям
за день­ги.
Г-н Жур­ден. Я очень рад, что с вами по­зна­ко­мил­ся: вы, я
думаю, не от­ка­же­тесь за­сви­де­тель­ство­вать, что мой отец был
дво­ря­нин».

В итоге все за­кан­чи­ва­ет­ся хо­ро­шо, и в пятом дей­ствии Мо­льер пишет о двух сва­дьбах. 

Вопросы к конспектам