«Поучение» Владимира Мономаха, «Моление» Даниила Заточника и «Житие протопопа Аввакума, им самим писанное»

Развитие литературы

Несколь­ко слов о спе­ци­фи­ке древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ры и о си­сте­ме жан­ров, ко­то­рая была тогда рас­про­стра­не­на. Сред­не­ве­ко­вье – это осо­бое время, когда люди жили в со­вер­шен­но осо­бых усло­ви­ях. Они жили в своих нишах, от­де­лён­ны­ми непре­одо­ли­мы­ми пре­гра­да­ми от людей дру­го­го со­сло­вия. Жизнь князя от­ли­ча­лась от жизни его воина. Жизнь кре­стья­ни­на от­ли­ча­лась от жизни всех дру­гих людей. В осо­бых усло­ви­ях была жизнь ре­мес­лен­ни­ков. Жизнь мо­на­ха прак­ти­че­ски не пе­ре­се­ка­лась с жиз­нью людей дру­гих со­сло­вий. Вот это чёт­кое раз­де­ле­ние по слоям, по ка­стам, груп­пам, опре­де­ля­ло и чёт­кое раз­де­ле­ние гра­ниц в ли­те­ра­ту­ре. Между ли­те­ра­тур­ны­ми про­из­ве­де­ни­я­ми раз­ных жан­ров были до­ста­точ­но жёст­кие гра­ни­цы, ко­то­рые нель­зя было пе­ре­сту­пать. Свя­щен­ный текст, ко­то­рый пред­став­лял собой вы­со­чай­шую цен­ность, не дол­жен был ни­ка­ким об­ра­зом из­ме­нять­ся. Свя­щен­ный текст пе­ре­пи­сы­вал­ся мо­на­хом. Текст, про­дик­то­ван­ный кня­зем, тоже не мог под­ле­жать ис­прав­ле­нию. И толь­ко те тек­сты, ко­то­рые писец, монах слы­шал на улице, от дру­гих людей, были в пол­ной его вла­сти. Вот эта осо­бен­ность древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ры – чёт­кость де­ле­ния жан­ров, была очень важ­ной осо­бен­но­стью. Наука, ко­то­рая изу­ча­ет древ­не­рус­скую ис­то­рию и древ­не­рус­скую ли­те­ра­ту­ру на­зы­ва­ет­ся ме­ди­е­ви­сти­ка. Древ­не­рус­ская ли­те­ра­ту­ра от­но­сит­ся к Сред­не­ве­ко­вью. Так вот эта наука до­воль­но долго рас­смат­ри­ва­ла ли­те­ра­тур­ные про­из­ве­де­ния ис­клю­чи­тель­но в связи с ис­то­ри­че­ски­ми со­бы­ти­я­ми. Ин­те­рес к про­из­ве­де­ни­ям рус­ской ли­те­ра­ту­ры, свя­зан­ный с линг­ви­сти­че­ским под­хо­дом, по­явил­ся до­ста­точ­но позд­но. В нашей со­вре­мен­ной школе мы долж­ны от­ли­чать, где связь древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ры с ис­то­ри­ей, а где её связь с язы­ко­зна­ния. Вот по­че­му у нас воз­ни­ка­ет ино­гда необ­хо­ди­мость на­ру­шать ка­кие-то пра­ви­ла, об­ще­при­ня­тые нормы. И воз­ни­ка­ет неко­то­рые со­мне­ния по по­во­ду того, как это всё свя­за­но с куль­ту­рой речи. Мы, на­при­мер, го­во­рим «Слово о По’лку Иго­ре­ве», ста­ра­ясь под­черк­нуть то уда­ре­ние, ко­то­рое су­ще­ство­ва­ло в Сред­ние века, когда уда­ре­ние не сме­ща­лось на дру­гие части слова, а оста­ва­лось на корне. С точки зре­ния со­вре­мен­но­го рус­ско­го языка – это, ко­неч­но, на­ру­ше­ние. Надо ска­зать, что такое на­ру­ше­ние вполне до­пу­сти­мо. Гра­мот­ные люди знают о пра­ви­лах ор­фо­эпии и, зная эти пра­ви­ла, они могут себе поз­во­лить от­сту­пить от них и под­черк­нуть то, что им в дан­ном слу­чаи нужно. Ра­зу­ме­ет­ся, в цер­ков­но сла­вян­ском языке, ко­то­рым до сих пор поль­зу­ют­ся свя­щен­но­слу­жи­те­ли, про­из­но­ся­щие про­по­ве­ди перед сво­и­ми при­хо­жа­на­ми в хра­мах, вы ко­неч­но же услы­ши­те слово жи’тие.

Для того, чтобы го­во­рить о древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ре, нужны неко­то­рые пред­мет­ные све­де­ния, ко­то­рые мы долж­ны по­ни­мать для того, чтобы раз­гля­деть по­дроб­но­сти в этой кар­тине и не по­те­рять при этом де­та­ли.

Дело в том, что древ­не­рус­ская ли­те­ра­ту­ра была уде­лом из­бран­ных. Она рас­про­стра­ня­лась в стране, где пись­мен­ность толь­ко по­яв­ля­лась. Сна­ча­ла до Ки­рил­ла и Ме­фо­дия как бы­то­вая, де­ло­вая, после при­ня­тия хри­сти­ан­ства и после со­ци­аль­но­го со­зда­ния и при­ня­тия шриф­тов, ко­то­рые были со­зда­ны от­ча­сти до по­яв­ле­ния мис­си­о­не­ров, ча­стич­но ними усо­вер­шен­ство­ван­ных и при­ве­ден­ных в со­от­вет­ствии с пред­став­ле­ни­ем гра­мо­те­ев Сред­не­ве­ко­вья о том, как долж­на осу­ществ­лять­ся пись­мен­ность, ко­то­рая рас­про­стра­ни­лась в среде мо­на­хов. Су­ще­ство­ва­ли мо­на­сты­ри, ко­то­рые были или неза­ви­си­мы от кня­же­ской вла­сти, что бы­ва­ло редко, или под по­кро­ви­тель­ством ка­ко­го-то князя.

Про­то­поп Ав­ва­кум до­бил­ся же­ла­е­мо­го ре­зуль­та­та. По­весть о соб­ствен­ной жизни стала од­но­вре­мен­но и ис­по­ве­дью, и очень живой и вос­тре­бо­ван­ной для его со­вре­мен­ни­ков. Не толь­ко ста­ро­об­ряд­цы пе­ре­пи­сы­ва­ли ру­ко­пись Ав­ва­ку­ма, но и сле­ду­ю­щее по­ко­ле­ние, уже не свя­зан­ное с ре­ли­ги­ей, поль­зо­ва­лись и жи­ти­ем, и ле­ген­да­ми, и все­на­род­ны­ми ска­за­ни­я­ми, пес­ня­ми и даже сказ­ка­ми, ко­то­рые стали рас­про­стра­нять­ся после смер­ти Ав­ва­ку­ма. В XX веке, через мно­го-мно­го лет, рус­ский поэт Мак­си­ми­ли­ан Во­ло­шин в 1929 году пишет «Ска­за­ние об иноке Епи­фа­ни». Он, в сущ­но­сти, под­ра­жа­ет на­род­но­му жанру ска­за­ний и пишет уже не об Ав­ва­ку­ме, а обо всех этих че­ты­рёх пер­со­на­жах, сго­рев­ших в пу­сто­озер­ском срубе. Вспо­ми­на­ет тех, кто был каз­нён за убеж­де­ние, за веру, от­ча­сти про­во­дя ана­ло­гию с каз­нью Хри­ста, от­ча­сти вы­стра­и­вая ска­зоч­ный сюжет. Для того, чтобы по­лу­чить пред­став­ле­ние о том, что по­лу­чи­лось у М. Во­ло­ши­на, про­чтём ко­рот­кий от­ры­вок:

«Был инок Епи­фа­ний по­ло­жен в сруб,   
Об­ло­жен­ный со­ло­мою, щепой и бе­ре­стой   
И по­ли­тый смо­лою.   
А вме­сте Федор, Ав­ва­кум и Ла­зарь.   
Когда ко­стер за­жгли, в огне за­пе­ли друж­но:   
— «Вла­ды­чи­ца, рабов своих прими!»   
С гу­де­ни­ем ве­ли­ким огнь, как столб,   
Под­нял­ся в воз­ду­хе, и ви­де­ли стрель­цы   
И люди Пу­сто­зер­ские, как инок Епи­фа­ний   
Под­нял­ся в пла­ме­ни Бо­же­ствен­ною силой   
Вверх к небе­сам и стал неви­дим глазу.   
Тела и ризы про­чих не сго­ре­ли.   
А Епи­фа­ния остан­ков не нашли.»

Так, со­вер­шен­но со­зна­тель­но, по­сле­до­ва­тель­но и упор­но про­то­поп со­здал и жиз­нью своей и тек­ста­ми, ко­то­рые он на­пи­сал, почву для со­зда­ния но­во­го и ли­те­ра­тур­но­го, и фольк­лор­но­го, и ми­фо­ло­ги­че­ско­го твор­че­ства. В сущ­но­сти, с этого мо­мен­та рус­ская ли­те­ра­ту­ра, её жанры су­ще­ству­ют в нераз­рыв­ном един­стве.

Ли­те­ра­ту­ра раз­ви­ва­лась пре­иму­ще­ствен­но лю­дь­ми, по­свя­тив­ши­ми спе­ци­аль­но жизнь ли­те­ра­ту­ре, но они не мыс­ли­ли себя пи­са­те­ля­ми, они мыс­ли­ли себя пе­ре­пис­чи­ка­ми. После двух­не­дель­но­го поста, спе­ци­аль­но по­мо­лив­шись, пе­ре­пис­чик брал­ся за ру­ко­пись. Глав­ной за­да­чей его было не до­пу­стить оши­бок, пе­ре­пи­сы­вая чужие тек­сты. Пе­ре­пис­чи­ки не мыс­ли­ли себя ав­то­ра­ми даже тогда, когда они сами со­чи­ня­ли речи для своих сю­зе­ре­нов.

Ли­те­ра­ту­ра не была от­де­ле­на ни от церк­ви, ни от по­ли­ти­ки, ни от того, что в бу­ду­щем на­чи­на­ет на­зы­вать­ся на­у­кой. Учё­ные мо­на­хи, как бы ни ста­ра­лись не до­пус­кать ошиб­ки при пе­ре­пи­сы­ва­нии, всё равно, оши­ба­лись. Но для ис­сле­до­ва­те­лей это даже к сча­стью, так как имен­но эти ошиб­ки дают пред­став­ле­ние о том, как раз­ви­вал­ся язык. А то, что в пе­ре­пи­сы­ва­е­мые тек­сты они что-то до­бав­ля­ли от себя, на­ру­шая пра­ви­ла, даёт нам ос­но­ва­ние су­дить о том, как дви­га­лась ис­то­рия, как ме­ня­лась жизнь людей на про­тя­же­нии тех семи веков, о ко­то­рых мы го­во­рим.

 «Поучение» Владимира Мономаха

Пер­вым па­мят­ни­ком, о ко­то­ром пой­дёт речь, счи­та­ет­ся па­мят­ник, от­но­ся­щий­ся к пер­вой по­ло­вине две­на­дца­то­го века, это со­чи­не­ние по­след­не­го из самых вы­да­ю­щих­ся и самых зна­ме­ни­тых ки­ев­ских кня­зей Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха. Он жил с 1053 по 1125 года, это была до­ста­точ­но дол­гая жизнь, пол­ная вся­че­ских при­клю­че­ний, о них вы зна­е­те из уро­ков ис­то­рии. Вла­ди­мир Мо­но­мах не толь­ко был кня­зем в самых раз­ных кня­же­ствах, но к концу жизни ему уда­лось объ­еди­нить при­бли­зи­тель­но три чет­вер­ти рус­ских кня­жеств под своей вла­стью. Это уда­лось ему бла­го­да­ря тому, что он был с одной сто­ро­ны во­и­ном и по­беж­дал своих вра­гов, с дру­гой сто­ро­ны – по­то­му что он был очень лов­ким ди­пло­ма­том, и ему уда­ва­лось вести по­ли­ти­ку на ос­но­ве ди­на­сти­че­ских бра­ков. Он сам был вну­ком князя Яро­сла­ва Муд­ро­го, он был сыном до­че­ри Ви­зан­тий­ско­го им­пе­ра­то­ра. Про­зви­ще Мо­но­мах до­ста­лось ему как фа­ми­лия жены. Для того, чтобы про­сла­вить своё имя и быть вро­вень с глав­ным дей­ству­ю­щи­ми ли­ца­ми ев­ро­пей­ской ис­то­рии, вы­брал про­зви­ще жены и стал как бы про­дол­жа­те­лем всей той де­я­тель­но­сти, ко­то­рая была свя­за­на с Ве­ли­кой Рим­ской им­пе­ри­ей.

Мо­но­мах удач­но женил своих кня­зей, удач­но вёл свою по­ли­ти­ку и бла­го­да­ря этому вошёл в ис­то­рию как по­след­ний из объ­еди­ни­те­лей вы­да­ю­щих­ся ис­то­ри­че­ских де­я­те­лей Руси до та­та­ро-мон­голь­ско­го на­ше­ствия. Но мы будем го­во­рить о его ли­те­ра­тур­ной идее. «По­уче­ние» Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха – со­вер­шен­но осо­бый текст. Он встре­ча­ет­ся в ле­то­пи­си в ка­че­стве фраг­мен­та, а надо ска­зать, что ле­то­пи­си пи­са­ли в сплошь, не вы­де­ляя фраг­мен­тов. Древ­не­рус­ские писцы эко­но­ми­ли пер­га­мент, не толь­ко не ста­ви­ли про­бе­лов между сло­ва­ми, не толь­ко про­пус­ка­ли буквы, за­ме­няя их под­строч­ны­ми или над­строч­ны­ми зна­ка­ми, так чтобы слово было ко­ро­че, но и также они не раз­де­ля­ли между собой текст. По­это­му «По­уче­ние» Мо­но­ма­ха дошло до нас в несколь­ких ва­ри­ан­тах, ко­то­рые были на­пи­са­ны лет через сто после того, как была за­пи­са­на речь «По­уче­ния», ад­ре­со­ва­на Мо­но­ма­хом своим сы­но­вьям. Этот текст был непо­сред­ствен­но свя­зан, никак не от­де­лён ни­ка­ки­ми про­бе­ла­ми, зна­ка­ми. За те сто лет, ко­то­рые от­де­ля­ли Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха от вре­ме­ни на­пи­са­ния Лав­рен­тьев­ской ле­то­пи­си, она пе­ре­пи­сы­ва­лась несколь­ко раз. Из­вест­но, что она пе­ре­пи­сы­ва­лась в 1304 году. Уста­но­вить, сколь­ко она пе­ре­пи­сы­ва­лась до этого и после, невоз­мож­но.

При всей жёст­ко­сти гра­ниц ли­те­ра­тур­ных жан­ров древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ре осо­бен­но ха­рак­тер­ны­ми и ин­те­рес­ны­ми ока­зы­ва­ют­ся те слу­чаи, когда жанр тесен для ав­то­ра. Когда автор раз­ла­мы­ва­ет ту жан­ро­вую форму, ко­то­рая для него была на­пи­са­на и от­ступ­ле­ния от жанра, вот этот раз­лом жан­ро­вой формы ока­зы­ва­ет­ся особо ин­те­рес­ным. «По­уче­ние» Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха – это непро­сто сред­не­ве­ко­вое по­уче­ние, ко­то­рое обя­зан был на­пи­сать князь для того, чтобы пе­ре­дать опыт своим детям, вну­кам и по­том­ках, о ко­то­рых он несо­мнен­но думал, это ещё и живое слово, об­ра­щен­ное к живим людям. Ка­за­лось бы, князь дол­жен был го­во­рить так, чтобы все слу­ша­ли его, за­ме­рев, за­тих­нув и бла­го­го­вея от вос­тор­га. Между тем, князь, пре­крас­но по­ни­мая, что его могут и не слу­шать, об­ра­ща­ясь к своей ауди­то­рии, он про­сит вни­ма­ния, вся­кий раз ого­ва­ри­ва­ясь о том, что он го­во­рит толь­ко самое важ­ное.

Вот на­ча­ло:

«Я, сме­рен­ный дедом своим Яро­сла­вом, бла­го­сло­вен­ным, слав­ным, на­ре­чен­ный в кре­ще­нии Ва­си­ли­ем, рус­ским име­нем Вла­ди­мир, отцом воз­люб­лен­ным и ма­те­рью своею из рода Мо­но­ма­хов… и хри­сти­ан­ских ради людей, ибо сколь­ко их со­блюл по ми­ло­сти своей и по от­цов­ской мо­лит­ве от всех бед!...»

Глав­ным своим до­сто­ин­ством Мо­но­мах счи­та­ет не по­бе­ды, не по­ли­ти­че­ские и ди­пло­ма­ти­че­ские союзы, а ми­ло­сер­дие к людям. Далее Мо­но­мах го­во­рит о своих до­сто­ин­ствах, а ос­нов­ным его до­сто­ин­ством было то, что он был че­ло­ве­ком, жи­ву­щим по за­ве­там той ре­ли­ги­оз­ной догмы, ко­то­рая боль­ше свя­за­на с тем, что мы сей­час на­зы­ва­ем ду­хов­но­стью. Нам важно по­нять, что «По­уче­ние» Мо­но­ма­ха, бу­дучи до­ку­мен­том свет­ским, ис­то­ри­че­ским, в тоже время яв­ля­ет­ся и ис­по­ве­даль­ным че­ло­ве­че­ским до­ку­мен­том. При­бли­зи­тель­но этот до­ку­мент был со­здан на 70 году жизни Мо­но­ма­ха, в том воз­расте, когда че­ло­век за­ду­мы­ва­ет­ся не о том, чем он вой­дёт в ис­то­рию, а о тех чув­ствах, о тех вос­по­ми­на­ни­ях, ко­то­рые воз­ник­нут у его по­том­ков, когда будет упо­ми­нать­ся его имя. И ис­то­ри­че­ский, и че­ло­ве­че­ский до­ку­мент со­еди­ня­ют­ся в «По­уче­нии» во­еди­но.

 «Моление» Даниила Заточника

Сле­ду­ю­щий ис­то­ри­че­ский ли­те­ра­тур­ный па­мят­ник, о ко­то­ром пой­дёт речь, так на­зы­ва­е­мое «Мо­ле­ние» или «Слово» Да­ни­и­ла За­точ­ни­ка. На самом деле до­ку­мент за­га­доч­ный, за­гад­ка здесь всё. И имя ав­то­ра Да­ни­ил, или ре­аль­но су­ще­ству­ю­щий че­ло­век, или вы­мыш­лен­ный пер­со­наж. За­гад­ка и ад­ре­сат этого пись­ма, по­то­му что жанр этого «Мо­ле­ния» - пись­мо. Ад­ре­сат – князь, ко­то­ро­му пишет Да­ни­ил, неиз­ве­стен. Ско­рее всего это текст XII века, из­ве­стен он по ру­ко­пи­сям конца XIII века. Су­ще­ству­ет в несколь­ких ва­ри­ан­тах, где есть раз­но­чте­ния. Да­ни­ил За­точ­ник пишет сво­е­му князю, ко­то­рый за­то­чил его, за­слал его на озеро в от­да­лён­ную мест­ность, где он бед­ству­ет, му­ча­ет­ся и среди таких усло­вий он хочет блес­нуть своей об­ра­зо­ван­но­стью, на­чи­тан­но­стью, а вме­сте с тем сво­бо­ду вла­де­ния теми ско­мо­ро­ше­ски­ми при­ё­ма­ми и ба­ла­гур­ством, ко­то­рые су­ще­ство­ва­ли в то время. С одной сто­ро­ны, он книж­ник, с дру­гой сто­ро­ны, он шут. И вот это сме­ше­ние се­рьёз­ной книж­но­сти и шу­тов­ства, со­сед­ства вы­со­ких слов со сло­ва­ми бран­ны­ми де­ла­ет это про­из­ве­де­ние осо­бым и уни­каль­ным. Да­ни­ил За­точ­ник мог быть и хо­ло­пом кре­пост­ным , мог быть и дво­ря­ни­ном. Он по­сто­ян­но иг­ра­ет сло­вом, по­сто­ян­но пы­та­ет­ся ис­поль­зо­вать свою речь как сред­ство, ко­то­рое поз­во­ля­ет ему из­ме­нить своё по­ло­же­ние в ней, как мы бы сей­час ска­за­ли, со­ци­аль­ный ста­тус.

Вот самый ха­рак­тер­ный фи­наль­ный фраг­мент пись­ма Да­ни­и­ла За­точ­ни­ка, ко­то­рое очень точно пе­ре­да­ёт и со­дер­жа­ние, и стиль, и ха­рак­тер этого че­ло­ве­ка.

«…Я, княже, ни за море не ездил, ни у фи­ло­со­фов не учил­ся, но был как пчела - при­па­дая к раз­ным цве­там и со­би­рая мед в соты; так и я по мно­гим кни­гам со­би­рал сла­дость слов и смысл их и со­брал, как в мех воды мор­ские.

Скажу не много еще. Не за­пре­щай глу­по­му глу­пость его, да не упо­до­бишь­ся сам ему. Не стану с ним много го­во­рить. Да не буду как мех ды­ря­вый, роняя бо­гат­ство в руки неиму­щих; да не упо­доб­люсь жер­но­вам, ибо те мно­гих людей на­сы­ща­ют, а сами себя не могут на­сы­тить житом; да не ока­жусь нена­вист­ным миру мно­го­слов­ною своею бе­се­дою, по­доб­но птице, ча­стя­щей свои песни, ко­то­рую вско­ре же нена­ви­деть на­чи­на­ют. Ибо го­во­рит­ся в мир­ских по­сло­ви­цах: длин­ная речь не хо­ро­ша, хо­ро­ша длин­ная па­во­ло­ка…»

Па­во­ло­ка – это зо­ло­тое укра­ше­ния, тон­кие зо­ло­тые нити, ко­то­рые Да­ни­ил срав­ни­ва­ет с пле­те­ни­ем сло­вес. Пле­те­ние сло­вес ни­че­го не стоит по срав­не­нию с теми зо­ло­ты­ми нит­ка­ми, ко­то­рые очень до­ро­ги.

«…Гос­по­ди! Дай же князю на­ше­му силу Сам­со­на, храб­рость Алек­сандра, разум Иоси­фа, муд­рость Со­ло­мо­на, ис­кус­ность Да­ви­да, и умножь, Гос­по­ди, всех людей под пятою его. Богу на­ше­му слава, и ныне, и прис­но, и во­ве­ки.»

Вот текст, ко­то­рый ин­те­ре­сен и как сле­до­ва­ние жан­ро­во­му прин­ци­пу, и как ора­тор­ское про­из­ве­де­ние, слово рас­счи­тан­ное на слух, от­сю­да ма­стер­ство крас­но­ре­чия, ко­то­рое де­мон­стри­ру­ет Да­ни­ил. Но вме­сте с тем, это и де­ло­вое пись­мо к сво­е­му вла­сте­ли­ну от под­дан­но­го с прось­бой его по­ми­ло­вать, про­стить и как-то по­мочь устро­ить свою жизнь. Очень ха­рак­тер­но, что этот текст дошёл в боль­шом ко­ли­че­стве спис­ков, пе­ре­пис­чи­ки об­ра­ща­лись к этому тек­сту, по­то­му что он им был ин­те­ре­сен. Ве­ро­ят­ней всего, это была са­мо­де­я­тель­ность, лич­ная ини­ци­а­ти­ва мо­на­хов, ко­то­рые между свя­щен­ны­ми тек­ста­ми, ко­то­рые по­ру­че­но было им ко­пи­ро­вать, ещё встав­ля­ли и те тек­сты, ко­то­рые были ин­те­рес­ны им. И бла­го­да­ря этому свое­во­лию мо­на­хов XII, XIII и по­сле­ду­ю­щих веков, у нас по­яв­ля­ет­ся воз­мож­ность со­ста­вить пред­став­ле­ние о том, что было живой ли­те­ра­ту­рой этого вре­ме­ни Руси.

«Житие протопопа Аввакума, писанное им самим»

На­ко­нец, тре­тий ли­те­ра­тур­ный па­мят­ник, о ко­то­ром нужно го­во­рить со­вер­шен­но особо. «Житие про­то­по­па Ав­ва­ку­ма, им самим пи­сан­ное»  - это од­но­вре­мен­но и окон­ча­ние сред­не­ве­ко­вой тра­ди­ции, окон­ча­ние древ­ней рус­ской ли­те­ра­ту­ры и на­ча­ло рус­ской ли­те­ра­ту­ры но­во­го вре­ме­ни. Про­то­поп Ав­ва­кум  был, по-ви­ди­мо­му, пер­вым и един­ствен­ным из тех пис­цов, из тех людей, вос­пи­тан­ных на сред­не­ве­ко­вой куль­ту­ре, ко­то­рый осме­лил­ся со­вер­шен­но со­зна­тель­но взло­мать гра­ни­цы между со­сло­ви­ем, между жан­ра­ми, и осме­лил­ся со­вер­шить то, чего по убеж­де­ни­ям той эпохи со­вер­шать было невоз­мож­но.

Тра­ги­че­ская судь­ба про­то­по­па Ав­ва­ку­ма в этом смыс­ле во мно­гом пред­опре­де­ля­ет всё то, что про­ис­хо­ди­ло с рус­ски­ми пи­са­те­ля­ми в по­сле­ду­ю­щие века. Про­то­поп Ав­ва­кум был каз­нён, при­чём же­сто­чай­шей каз­нью. Но сна­ча­ла несколь­ко слов об этой эпохе и о том, какое те­че­ние в этой эпохе пред­став­лял про­то­поп Ав­ва­кум.

Про­то­поп Ав­ва­кум – свя­щен­но­слу­жи­тель и про­то­поп – это его зва­ние, его место в цер­ков­ной иерар­хии. Про­то­поп – это свя­щен­ник, у ко­то­ро­го до­ста­точ­но велик при­ход, в числе его ду­хов­ных детей, то есть тех, кого он дол­жен окорм­лять, были его при­хо­жане, ко­то­рых до­хо­ди­ло до несколь­ких сотен. Он сам на­зы­ва­ет, что до 600 его при­хо­жан были в числе его пас­ты­рей, то есть тех, кто счи­тал его своим ду­хов­ным на­став­ни­ком. Свя­щен­ство­вал про­то­поп в те­че­нии 30 лет и он был в числе тех, кто воз­гла­вил цер­ков­ный рас­кол. При пат­ри­ар­хе Ни­коне была про­де­ла­на по­пыт­ка при­бли­зить всю си­сте­му цер­ков­ной жизни к тому, что про­ис­хо­ди­ло в Ев­ро­пе. Ис­прав­ле­ние цер­ков­ных книг, ко­то­рые были пе­ре­ве­де­ны с гре­че­ско­го языка на рус­ский до­ста­точ­но давно, долж­но было под­нять ста­тус рус­ско­го пра­во­сла­вия вро­вень с теми гре­че­ски­ми и ви­зан­тий­ски­ми, пре­жде всего, об­раз­ца­ми, ко­то­рые в это время су­ще­ство­ва­ли. Упа­док Ви­зан­тии ко­неч­но же рас­смат­ри­вал­ся как одно из необ­хо­ди­мых усло­вий того, что Русь при­дёт на место Ца­рь­гра­да или Кон­стан­ти­но­по­ля и ста­нет одним из ми­ро­вых цен­тров. Уче­ния Фи­ло­фея, о Москве как о тре­тьем Риме в эпоху Петра Ве­ли­ко­го потом по­лу­чи­ло новое раз­ви­тие, но пока при отце Петра, Алек­сее Ми­хай­ло­ви­че, де­ла­лись толь­ко пер­вые шаги, ко­то­рые долж­ны были как-то про­дви­нуть Рос­сию в число важ­ней­ших ев­ро­пей­ских го­су­дарств. И у этого дви­же­ния, ко­то­рое по­лу­чи­ло на­зва­ние Ни­ко­ни­ан­ство, воз­ник­ли идей­ные про­тив­ни­ки, ко­то­рые счи­та­ли, что са­мо­быт­ность Руси не тре­бу­ет ни­ка­ко­го сбли­же­ния с За­па­дом, у Руси свой осо­бый путь и вся­кие по­пыт­ки ори­ен­ти­ро­вать­ся на Запад толь­ко уни­жа­ют Русь. С дру­гой сто­ро­ны, ста­ро­об­ряд­цы, про­тив­ни­ки пат­ри­ар­ха Ни­ко­на, счи­та­ли, что сбли­же­ние с За­па­дом – это при­хоть кня­зей, это ис­ка­же­ние, свя­зан­ное с алч­но­стью, ко­ры­сто­лю­би­ем пра­вя­щих ди­на­стий в Рос­сии. Эта борь­ба ста­ро­об­ряд­цев по по­во­ду, как тре­бу­ет кре­стить­ся двумя паль­ца­ми или тремя, спор по по­во­ду того, какое ко­ли­че­ство раз сле­ду­ет по­вто­рять слово «ал­ли­луйя» во время мо­лит­вы, каким об­ра­зом со­вер­шать по­кло­ны. Все эти споры по внеш­ним при­зна­кам но­си­ли ни­чтож­ный, со сто­ро­ны на­ше­го со­вре­мен­но­го взгля­да, повод. Но для со­вре­мен­ни­ков это было всё очень се­рьёз­но. За стрем­ле­ние кре­стить­ся двумя пер­ста­ми от­ру­ба­ли руку, за лиш­нее про­из­не­сён­ное слово «ал­ли­луйя», ска­зан­ное во время мо­лит­вы и за дру­гие ере­ти­че­ские вы­ход­ки вы­ры­ва­ли языки. Про­то­поп Ав­ва­кум был при­го­во­рён к от­се­че­нию руки, вы­ры­ва­ния языка. Но Алек­сей Ми­хай­ло­вич его по­ми­ло­вал, потом он при­го­во­рён ещё раз к смер­ти и снова Алек­сей Ми­хай­ло­вич его по­ми­ло­вал и за­ме­нил это ссыл­кой в Пу­сто­зерск, на бе­ре­гу Бе­ло­го моря, на Се­ве­ре. Там жили че­ты­ре ста­ро­об­ряд­ца. В тех су­ро­вых усло­ви­ях су­ще­ство­ва­ния у них была воз­мож­ность об­щать­ся, но она была огра­ни­че­на тем, что бли­жай­ший Ав­ва­ку­му че­ло­век, инок Епи­фа­ний, был уже под­верг­нут этому на­ка­за­нию: и от­се­че­нию руки, и вы­ры­ва­нию языка. Нель­зя было по­го­во­рить, он был нем. Можно было пи­сать, даже при об­руб­лен­ных паль­цах Епи­фа­ний в ру­ко­пи­сях про­то­по­па Ав­ва­ку­ма встав­лял свои ри­сун­ки. Ру­ко­пись про­то­по­па Ав­ва­ку­ма – пер­вая ру­ко­пись, ко­то­рая не толь­ко дошла до нас в со­вер­шен­но целом со­сто­я­нии, но и спе­ци­аль­но хра­ни­лась, по­то­му что она была ве­ще­ствен­ным до­ка­за­тель­ством, на ко­то­ром цер­ков­ный суд вынес ещё один смерт­ный при­го­вор про­то­по­пу Ав­ва­ку­му. То есть «Житие про­то­по­па Ав­ва­ку­ма, им самим пи­сан­ное», есть ли­те­ра­тур­ным па­мят­ни­ком – кни­гой, с дру­гой сто­ро­ны, это ве­ще­ствен­ное до­ка­за­тель­ство ере­ти­че­ско­го пре­ступ­ле­ния и то, что в жанре свя­за­но с этим пре­ступ­ле­ни­ем со­вер­шен­но оче­вид­но. Житие свя­то­го, сам свя­той пи­сать не мог, толь­ко после смер­ти че­ло­ве­ка, после того, как со­вер­ша­ют­ся чу­де­са при опре­де­лён­ных усло­ви­ях и по за­ка­зу церк­ви при­ни­ма­ет­ся ре­ше­ние пи­сать житие как некий до­ку­мент, го­то­вя­щий к при­чис­ле­нию по­кой­но­го к сану сна­ча­ла ве­ли­ко­му­че­ни­ка, потом свя­тых. Про­то­поп Ав­ва­кум на­ру­ша­ет все ка­но­ны и пишет своё соб­ствен­ное житие, ав­то­био­гра­фию, как мы бы сей­час ска­за­ли, он пишет о по­дви­гах свя­то­го, рас­счи­ты­вая на славу свя­то­го после смер­ти. Можно ска­зать, что он сде­лал всё для того, чтобы пре­тер­петь смерть с му­че­ни­ем, как это по­ла­га­лось, он вёл себя так, что несмот­ря на неод­но­крат­ные по­ми­ло­ва­ния, всё таки его при­го­во­ри­ли к смер­ти и при­ве­ли смерт­ный при­го­вор в ис­пол­не­нии. Он до­бил­ся сле­ду­ю­ще­го, после со­жже­ния про­то­по­па Ав­ва­ку­ма, ру­ко­пись его, ко­то­рая слу­жи­ла ве­ще­ствен­ным до­ка­за­тель­ством, пе­ре­пи­сы­ва­лась и рас­про­стра­ня­лась в пе­ре­пис­ных спис­ках. Она рас­про­стра­ни­лась среди ста­ро­об­ряд­цев, ко­то­рые про­воз­гла­си­ли про­то­по­па своим свя­тым, неза­ви­си­мо от цер­ков­ной ка­но­ни­за­ции. Они со­зда­ли свою цер­ковь, отцом ко­то­рой был к тому вре­ме­ни уже по­кой­ный про­то­поп Ав­ва­кум вме­сте с тремя его еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми, со­жжен­ные в Пу­сто­зёр­ском срубе.

Вот на­ча­ло жития про­то­по­па:

«По бла­го­сло­ве­нию отца моего стар­ца Епи­фа­ния пи­са­но моею рукою греш­ною про­то­по­па Ав­ва­ку­ма, и аще что ре­чен­но про­сто, и вы, гос­по­да ради, чту­щии и слы­ша­щии, не по­за­зри­те про­сто­ре­чию на­ше­му, по­не­же люблю свой рус­ской при­род­ной язык, вир­ша­ми фи­ло­соф­ски­ми не обык речи кра­сить, по­не­же не сло­вес крас­ных бог слу­ша­ет, но дел наших хощет..»

Фи­зи­че­ский конец жизни про­то­по­па Ав­ва­ку­ма и на­ча­ло новой ли­те­ра­тур­ной эпохи прак­ти­че­ски сов­па­ли. 14 ап­ре­ля 1682 года про­то­поп Ав­ва­кум с тремя дру­ги­ми ста­ро­об­ряд­ца­ми был со­жжён в пу­сто­зёр­ском мо­на­сты­ре. Две неде­ли спу­стя на рус­ский пре­стол всту­пил новый царь, Пётр. Ему не было тогда ещё и 10 лет. Но столк­но­ве­ние и пе­ре­се­че­ние двух эпох здесь оче­вид­но. 

Вопросы к конспектам