Жанр житий святых. Житие Сергия Радонежского
Древнерусская литература
Употребляя термин «литература», мы вкладываем в это совершенно определённый смысл – это какие-то книги, которые мы читаем для развлечения, для удовольствия, для эстетического наслаждения. Ничего подобного, никаких таких целей древнерусская литература не знала. С этой точки зрения её не точно называть литературой, а правильнее было бы говорить «древнерусская книжность» или «древнерусская письменность». Но это обозначение (древнерусская литература) утвердилось, и мы будем им оперировать.
Книжность, письменность появилась на Руси вместе с принятием христианства. Отсюда и назначение, которое имела эта литература. Прежде всего, она имела в виду распространение христианства в только что окрещённых массах древних славян. Задача была перевести, прежде всего, книги священного писания (Ветхий и Новый Заветы), богослужебные песнопения, а также жития святых, то есть людей, которые церковью были признаны и канонизированы.
Древнерусская литература совершенно не знала вымысла. Русскому книжнику (рис. 1) в Средние века в голову бы не пришло сочинять какие-то выдуманные истории о выдуманных, никогда не существовавших людях. Это было равносильно греху лжи.
Рис. 1. Книжник древнерусской литературы
Поэтому даже когда в средневековых произведениях речь идёт о совершенно невероятных с нашей точки зрения вещах (например, воскрешение умерших), то для древнерусского писателя это было в порядке вещей. Он верил, что так оно и было на самом деле.
И только в XVII веке возникнут в русской литературе повести с вымышленными героями, с вымышленными сюжетами. И то первоначально это будут произведения переводные.
Жанр житий святых
Жития святых ни в коем случае не предназначались для какого-то увеселительного чтения. Это прежде всего было чтение назидательное, душеполезное, душеспасительное. На примере жизни святых человек учился нормам поведения. Читателям предлагалось следовать примерам святых и подражать им. С этой точки зрения жанр житий святых – самый канонизированный в древнерусской литературе. То есть этому жанру придавались какие-то строго определённые формы (и композиционные, и лексические).
Жанр житий ни в коем случае не предполагает биографизма. Один из исследователей очень точно и тонко заметил, что житие так же относится к биографии, как икона к портрету. Житие – это чтение назидательное. И только с этой точки зрения нам будут понятны все труды древнерусского книжника.
Житие имело очень строгую композицию и представляло собою трёхчастное произведение. Начиналось оно всегда со вступления, потом следовал рассказ о жизни святого, который завершался, естественно, его смертью, и заканчивалось житие славой, хвалой святому, о котором шла речь.
Первыми русскими житиями, то есть житиями канонизированных русских мучеников, стали «Жития Бориса и Глеба» (рис. 2).
Рис. 2. Святые Борис и Глеб
Это было очень важно и с политической точки зрения, потому что, если появляются свои святые, значит, русская церковь (ещё очень молодая) становится как бы вровень с церковью греческой, приобретает самостоятельное значение, повышается в своём значении.
Русская культура на рубеже XIV–XV веков
На рубеже XIV и XV веков, когда жил и трудился святой Сергий, на Руси складывается очень непростая культурно-историческая и политическая ситуация. Уже забылись поражения, которые потерпели русские в начале XIII века от татар, и установилось некоторое затишье. Возобновляются контакты с южными славянами: с болгарами, греками, сербами. Возобновление этих культурных контактов способствует тому, что Русь выходит из международной изоляции. Она вновь оказывается в круге европейских стран, причастной к европейской культуре, ведь завоеватели практически отрезали Русь от её европейских соседей и обрекли её на изоляционизм. Теперь с этой изоляцией дело обстоит иначе: она не такая абсолютная, как это было ещё 150 лет назад. Это способствует развитию русской культуры, в том числе и книжной – появлению житий.
Литература жития святых называется агиографической. Рубеж XIV и XV веков становится временем подъёма русской агиографии. В европейской культуре эта эпоха называется эпохой Возрождения. Прежде всего, это возрождение интереса к человеческой личности, представлению о том, что именно человек – центр Вселенной, центр мироздания, высшая ценность (рис. 3).
Рис. 3. Человек эпохи Возрождения
Происходит возрождение к интересу естественной, повседневной, плотской жизни человека и усиление интереса к его внутренней эмоциональной жизни.
Те же самые процессы происходят и в русской культуре. Но на Руси они имеют определённую специфику. Дело в том, что развитие возрождения в Европе происходило с общей секуляризацией культуры, то есть её обмирщением, отделением от церкви. На Руси возникновение интереса к внутреннему миру человека, к жизни его души, к его эмоциональной сфере происходило внутри самой церковной культуры. Не было секуляризации культуры. Тем более что борьба с ордой, с монголо-татарскими завоевателями ещё и воспринималась как борьба за истинную веру с иноверцами, то есть это приобретало и национально-патриотический характер.
Плетение словес Епифания Премудрого
Расцвет житийной литературы, русской агиографии в эту эпоху связан с деятельностью одного из крупнейших средневековых русских писателей – Епифания Премудрого (рис. 4).
Рис. 4. Святой Епифаний Премудрый
Этот интерес к внутреннему миру человека, к жизни его души требовал и совершенно нового стиля. Одним из создателей этого стиля в древнерусской литературе становится Епифаний Премудрый. Этот стиль получил название «плетение словес». Это необыкновенно украшенное, подобно древнерусскому узору, словесное искусство, которое и даёт представление об эмоциональных переживаниях человека, о жизни его души.
Не стоит думать, что плетение словес было стремлением к украшательству. Ничего подобного. Этим книжник, автор жития, пытался передать трудность самой задачи, которая перед ним возникала: как в слове передать жизнь и деяния святого. Не случайно Епифаний начинает свои жития с самоумаления. Здесь нет нарочитого смирения. Это действительно осознание трудностей перед возникшей задачей, малости и слабости своей. Это привлекало внимание читателя и служило прославлению святого.
Приёмы плетения словес в «Житии Сергия Радонежского»
Приёмы плетения словес были различны и свидетельствовали о высочайшем словесном мастерстве древнерусского писателя. Рассмотрите некоторые из них на примере «Жития Сергия Радонежского».
Приём тавтологии – приём повторов, нагромождения однотипных выражений, которые призваны показать, что очень трудно найти точное слово для передачи того, что хочет передать читателям автор жития.
Епифаний начинает так:
«Слава Богу за все и за все дела, ради которых всегда прославляется великое и трисвятое приснославимое имя! Слава Вышнему Богу, в Троице славимому, Который есть наше упование, свет и жизнь, в Которого мы веруем, в Которого мы крестились. Которым мы живем, движемся и существуем! Слава Показавшему нам жизнь мужа святого и старца духовного! Господь знает, как прославить славящих Его и благословить благословляющих Его, и всегда прославляет Своих угодников, славящих Его чистой, богоугодной и добродетельной жизнью».
В этом отрывке легко заметить такой приём, как тавтология.
Епифаний также использует приём синонимизации, то есть использования слов, близких по значению. Этот приём он использует с той же самой целью, с которой и приём тавтологии. Например, он пишет:
«Я не возношусь ни перед кем, но пишу для себя, про запас, на память и для пользы».
Такой приём ещё называется приёмом амплификации – нагромождение сходных выражений, которые призваны усилить систему доказательств тех мыслей, о которых он нам рассказывает.
Среди таких приёмов плетения словес стоит упомянуть ещё и о риторических вопросах. Вот как пишет Епифаний:
«Как могу я, бедный, в нынешнее время по порядку описать все житие Сергия и рассказать о многих его подвигах и бессчетных трудах? С чего начну, чтобы по достоинству поведать слушателям обо всех его деяниях и подвигах? Что подобает вспомнить прежде всего? Какие слова нужны для похвалы ему? Откуда возьму искусство, необходимое для этого рассказа? Как поведаю такую трудно передаваемую повесть – не знаю, не будет ли это выше моих сил?»
Помимо этих риторических вопросов обращает на себя внимание то, что фразы начинаются одинаково. То есть здесь используется ещё и приём единоначатия, или анафора.
Все эти приёмы служат главной цели – показать, насколько велика личность святого, о котором идёт речь.
Личность святого в «Житии Сергия Радонежского»
Сквозь эти узоры словесной ткани ярче, контрастнее выступает личность самого святого – человека, который прожил очень нелёгкую жизнь среди диких зверей при постоянной нехватке еды, человека сильного не только телом. Епифаний пишет, что он имел «силу против двух». То есть он был физически очень сильным человеком, но прежде всего имел силу духа, что и позволило ему завоевать необыкновенный моральный авторитет (рис. 5). Об этом авторитете и пишет Епифаний Премудрый.
Рис. 5. Икона св. Сергия Радонежского
Композиция «Жития Сергия Радонежского»
Как практически и все жития, житие Сергия строится по очень строгому плану, имеет очень строгую композицию:
вступление, фрагменты из которого вы читали выше;
рассказ о жизни святого;
прославление святого (хвала святому, которая происходит уже после его смерти).
«Житие Сергия Радонежского», написанное Епифанием Премудрым, не представляет собой последовательного, сюжетного рассказа. Оно состоит из отдельных, очень выразительных историй из жизни Сергия. В каждой истории личность Сергия поворачивается какой-то своей гранью, стороной, очень выразительной и запоминающейся. В итоге Епифанию удаётся создать образ человека, имевшего колоссальный духовный авторитет, способствующий поднятию в народе его национального самосознания.
Анализ сюжетов «Жития Сергия Радонежского»
Рассказ о чудесах начинается ещё с событий, произошедших до рождения Сергия, с того времени, когда он был в утробе матери. Епифаний рассказывает поразительную историю.
Житие имело строгий канон, и каждый святой непременно должен был быть рождён благочестивыми родителями, каковыми и были родители Сергия.
Однажды Мария (мать Сергия), будучи беременной будущим святым, приходит в церковь, и во время литургии (в совершенно определённых местах) младенец начал кричать так, что в первый раз все подумали, что кто-то принёс в храм новорождённого ребёнка. Осмотрели весь храм, но никого не нашли. Спросили у Марии, не принесла ли она за пазухой младенца, но она сказала, что у неё никакого младенца нет. Только потом стало понятно, что это в её утробе кричит будущий святой, который ещё до рождения слышит слова божественной литургии и откликается на них тогда, когда это нужно.
Рассказывает Епифаний и о чудесном постижении Сергием грамоты. Дело в том, что, в отличие от старших братьев, не давалось Сергию учение. И однажды он, ища по приказу отца ушедший скот, встретил под деревом какого-то благообразного старца, приносившего молитвы. Сергия тогда ещё звали Варфоломеем. Отрок Варфоломей обратился к этому старцу и предложил ему пройти вместе с ним в дом его родителей, где старец может найти приют. И видя такое отношение к себе со стороны отрока, старец спросил, чего ему больше всего хотелось бы? Сергий посетовал на то, что не даётся ему грамота. Тогда этот старец вынул небольшой хлебец – просфору – и предложил Сергию её съесть. Старец сказал, что теперь грамота будет доступна Сергию. Уже буквально на следующий день во время богослужения Сергий прекрасно читал богослужебную книгу и пел церковные песнопения. Грамота была им постигнута путём божественного откровения (рис. 6).
Рис. 6. Отрок Варфоломей и святой инок
Более всего рассказывает Епифаний о тех событиях, которые рисуют необыкновенную скромность, аскетизм Сергия, его неприхотливость. Например, приходящий в его монастырь богатый вельможа или какой-то крестьянин не могут поверить, что одетый в очень простую одежду человек, занимающийся самым простым физическим трудом, – прославленный святой. Но это было действительно так.
Рассказывает нам Епифаний о примерах ясновидения Сергия. Когда в нескольких верстах от монастыря проезжал Стефан Пермский (рис. 7) (он ехал в Москву), то он решил, что на обратном пути заглянет в монастырь, навестит своего друга Сергия. Стефан остановился, и Сергий, совершавший в это время литургию, почувствовал его присутствие за несколько вёрст и поклонился в ту сторону. И они как бы вместе совершали это богослужение. Присутствующие в храме не поняли, кому отдаёт поклон Сергий.
Рис. 7. Св. Стефан Пермский
Значение деятельности святого Сергия
Святой Сергий и его ученики прославились тем, что благодаря им были основаны на территории Руси известнейшие монастыри, такие как Голутвинский или Андроников монастырь. Все эти дела Сергия и позволили ему приобрести необыкновенный духовный авторитет в народе. Не случайно князь Дмитрий Иванович Донской, отправляясь на Куликовскую битву с Мамаем, просит благословление не у кого-нибудь, а у Сергия Радонежского (рис. 8).
Рис. 8. Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского
Очень точно сказал о деятельности Сергия великий русский историк Василий Осипович Ключевский. Он сказал о том необходимом духовном труде, который в итоге привёл к национальному возрождению, к тому, что татаро-монгольское иго было сброшено.
В своих «Исторических портретах» Ключевский писал:
«Чтобы сбросить варварское иго, построить прочное, независимое государство, самому русскому обществу должно было укрепить свои нравственные силы, приниженные вековым порабощением и унынием. Этому делу – нравственному воспитанию народа – посвятил свою жизнь преподобный Сергий. 50 лет делал своё тихое дело преподобный Сергий. Целые полвека приходившие к нему люди вместе с водой из его источника черпали в его пустыне ободрение и утешение. Народ, привыкший дрожать при одном имени татарин, собрался, наконец, с духом, встал на поработителей. Как могло это случиться? Откуда взялись? Как воспитались люди, отважившиеся на такое дело, о котором боялись и подумать их деды? Чувство нравственной бодрости, духовной крепости вдохнул преподобный Сергий в русское общество. Примером своей жизни, высотой своего духа Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нём доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в своё будущее».
О Епифании Премудром
О самом Епифании Премудром – замечательном деятеле русской средневековой литературы – известно, к сожалению, очень немного, что неудивительно, поскольку самопрославление было не в характере средневековой культуры.
В основном мы черпаем сведения о Епифании из его же собственных произведений. Сведения эти очень отрывочны, несистемны, но тем не менее дают о нём представление.
Епифаний был иноком Троице-Сергиева монастыря (рис. 9), то есть того самого монастыря, который основал святой Сергий.
Рис. 9. Троице-Сергиев монастырь
Учился он в Ростовском монастыре, в знаменитом затворе, который славился своей громадной библиотекой. Это был необыкновенно образованный человек, судя по цитатам из священного писания (из Ветхого Завета, из Нового Завета, из Псалтыри), которые он приводит по памяти в своих сочинениях. Епифаний довольно много путешествовал. Он посетил святую гору Афон, побывал в Константинополе и Иерусалиме. Вот и все немногочисленны сведения, которыми мы располагаем о Епифании Премудром. Главным памятником ему, конечно, остались два жития: «Житие Стефана Пермского» и «Житие Сергия Радонежского».
О духовном авторитете Сергия по «Сказанию о Мамаевом побоище»
В замечательном памятнике русской средневековой письменности – знаменитом «Сказании о Мамаевом побоище» – есть рассказ о том, как Дмитрий Иванович Донской (рис. 10) перед тем, как отправиться на сражение с Мамаем, поехал в Троице-Сергиев монастырь, чтобы получить благословение святого Сергия.
Рис. 10. Князь Дмитрий Донской
Естественно, что Дмитрия Ивановича снедало нетерпение, потому что он опасался за ход событий. А Сергий предлагает ему сначала совершить литургию, потом предлагает ему трапезу и всё время успокаивает князя. А потом произносит следующие слова:
«Поди, господин, на поганых половцев, призывая бога. И господь бог будет тебе помощником и заступником».
И добавил ему тихо:
«Победишь, господин, супостатов своих, как и подобает тебе, государь» (рис. 11).
Рис. 11. Куликовская битва
Забавно, что автор «Сказания о Мамаевом побоище» татар называет половцами – память о тех давних противниках Киевской Руси ещё жива в народном сознании.